Нордвик

Нордвикское предприятие существовало с 1936 года. В бухтах Нордвик и Кожевникова были найдены запасы угля, соли, искали и нефть. Кому-то надо было работать здесь, на 74-й параллели, но средств, конечно, не хватало. Решение было циничным и простым: что самое дешевое в стране Советов? Люди... И вот поплыли по Енисею баржи с "товаром". (Именно так назывались люди на ГУЛАГовском жаргоне. А еще - "бревна"; так и писали в накладных: "570 бревен"). В "бревнах" в 1936 году недостатка не было: еще не добили всех крестьян, еще в самом разгаре была борьба с троцкистами, а подоспели еще и бухаринцы. Экономика, поставленная с ног на голову, могла держаться только на принудительном труде.

Ни одного человека из северных лагерей (кроме Норильлага) мы пока не нашли. Есть люди из Карлага, есть с Колымы, а - вот из этих мест - никого. Не то вывозить было накладно, и пустили их в расход (дело в нашей стране обыкновенное), то ли умерли от непосильного труда - неизвестно. В Нордвике к тому же были не столько з/к, сколько ссыльные. А впрочем, здесь особой нужды в лагерях, проволоке и вышках не было: куда тут убежишь?

Из экспедиционного журнала: "Объект номер 15. Жилой дом (балок). Размеры комнаты 3,5 м на 3 м, потолок 2,10 м, частично обрушен. Одно окно, напротив входа, размер 40 на 70 см. Печь кирпичная, полностью разрушена. Стены засыпные: на вертикальные стояки набиты доски от ящиков, между досками - шлак. Толщина стены - 25 сантиметров. Изнутри стены обиты картоном от ящиков. Потолок оклеен газетами "За индустриализацию Арктики". Сохранившаяся мебель: кровать двуспальная, шкафчик навесной в углу. Сохранившиеся вещи: сапог женский, фабрики "Красный треугольник", размер 36, ботиночек детский, на 3-4-летнего мальчика, эмалированный горшок, утюг. Предположительный состав семьи - 3 человека".

Это - протокол. Эмоциональное восприятие: двуспальная кровать стоит жутко, дыбом, скрученная неведомыми силами. Детский ботиночек лежит в озерце рядом с домом, и все это напоминает известный кадр из "Сталкера": равнодушная вода, песчаное дно, на дне - этот самый ботиночек, полузанесенный утюг, разная бытовая мелочь. Вообще, снимай Тарковский "Сталкера" здесь, на декорации тратиться не пришлось бы. Самая натуральная Зона.

О мебели. Никакой другой мебели не может быть в принципе: какая мебель в девятиметровой комнатке, половину которой занимает печь? О площади. Чем больше комната, тем труднее ее нагреть. Может быть, поэтому в среднем площадь балков - 10-12 метров. О картоне. Это не худший вариант: встречались дома и с голыми стенами. Но и не лучший: два-три дома оштукатурено, в одном даже обои, а, в основном, стены обиты фанерой.

Еще об эмоциональном восприятии. Заметим, что здесь жили и семьи. Что здесь рождались и умирали дети (в основном, похоже, умирали: кладбища пестрят такими примерно надписями: "Здесь покоится тело Людмилы Ивановны Зайцевой. Родилась 20.4.1947, умерла 29.3.50". Был здесь роддом и был детсад. Газета "За индустриализацию Арктики" (сокращенно ЗИА) описывает детсад так:

"Детский сад Центральной базы посещает 22 человека детей полярников. Помещение детсада - небольшой уголок, площадь которого 20 кв.м., т.е. на каждого ребенка не приходится и квадратного метра. Здесь дети проводят почти весь день. Одна небольшая комната детсада является уголком для игр и столовой, и спальней в часы отдыха, здесь же вешалка-раздевалка и уголок, где выдают пищу. Часть комнаты занимают кровати-раскладушки. Кроме того, в этой же комнате почти не изолированное подсобное помещение, детский туалет. Может ли в таком помещении находиться детское учреждение? Конечно, нет. В таких условиях нельзя правильно организовать воспитательную работу, разделить детей на подгруппы".

(Уж какая там воспитательная работа: я прикинул, и получилось, что в этом детсаде ребятишки могут разве что стоять, как в автобусе в часы пик, да разучивать стоя: "Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство".)

Ну, а в целом, "ЗИА" полна оптимизма:

"Подъем, который рожден Всесоюзным соревнованием текстильщиков, дал возможность коллективу достичь новых успехов".

"Выше бдительность. Передовые люди предприятия - стахановцы и ударники - с исключительным энтузиазмом и бережливостью сгружают и отправляют к месту складирования принадлежащие нам грузы".

А вот еще замечательный образчик соцреализма (помните, что речь идет о людях, сосланных НАСИЛЬНО, работающих ПОДНЕВОЛЬНО):

"Все равно знамя отберем", - волнуясь говорил бригадир Федотов. (...) Нет слов, чтобы выразить тот энтузиазм, с которым взялась за работу бригада Федотова. Люди, казалось, превратились в механизмы. (...) Выйдя на берег, федотовцы с гордостью рассказывали своим товарища о том, как работали, и добавляли: "Вот теперь переходящее Красное знамя наверняка будет нашим!".

...Вот после такого героического труда бригадир Федотов приходил в жилище типа "объекта номер 15". Может быть, он и в самом деле был полон энтузиазма. Кто знает...

Каждая экспедиция "Мемориала" - это погружение на батискафе в весьма холодные глубины. Я не просто замеряю "объект номер 15", я примеряю его на себя. Я вижу себя привезенным сюда. Я прикидываю, как бы я строил балок из ящичных досок; я соображаю, долго ли протянул бы здесь мой младший сын, с его-то ринитами; да и сам я сколько бы про тянул - в шахте. Ведь то, что там были они, а не мы - чистая случайность: родись я на пятьдесят лет раньше, и попал бы сюда, или лежал бы с простреленным затылком в овраге около Коркино. Они - это мы, а мы - это они.

Когда мы работали в Краслаге и обнаружили там сохранившийся БУР (барак усиленного режима), я попросил ребят на часок запереть меня в карцере: Посидев там на нарах, я узнал о нашей стране больше, чем из всех читанных до того книг и статей. (Нары были узкие, железные, двухэтажные. А сам карцер был размером в два трехстворчатых шкафа. Или, что еще нагляднее: возьмите железнодорожное купе, на уровне третьей полки сделайте потолок, вдоль купе, сантиметрах в десяти от полки, поставьте стену, вместо окна сделайте дыру ладони в две шириной, а дверь навесьте, обитую железом, с зарешеченной дырой - "кормушкой".) Посидев на нарах, я понял, что прав был тот капитан МГБ, о котором мне рассказал один бывший репрессированный. Этот "зек" (а тогда просто Дима) жил до войны в Молдавии и нашей жизни не успел попробовать. И капитан МГБ, познакомившись с ним в 1945 году, сразу сказал: "Несоветский ты человек! Надо тебя за Урал отправить. Там сразу поймешь, что к чему". И дал Диме десять лет Норильлага для адаптации к советскому образу жизни. "Спасибо ему!" - говорит бывший несоветский человек: "Если бы не Норильлаг, был бы я до сих пор дураком, как мой брат несидевший: он еще на что-то надеется!".

Дима (Дмитрий Георгиевич Тюриков) умер нынче летом. Чуть-чуть не дотянул до опечатывания райкомов, а жаль - после 21 августа и жить веселей и помирать легче. А тем, кто еще на что-то надеется и хочет твердой руки -совет: найдите где-нибудь карцер и посидите в нем пару часов. Сразу обретете то, к чему стремитесь.

Фото Евгения Пономарева
«Свой голос», 31.08. 1991 г.