ПОРУЧИЦА КИЖЕ, или ХОТЕЛОСЬ БЫ ПОЛЮБИТЬ ГОСУДАРСТВО, НО НЕ ЗА ЧТО

Самое паршивое в этой истории - то, что в ней нет виноватых. Нельзя указать перстом в конкретного человека и сказать: вот он, чинуша и садист, это он не выполнил своих прямых обязанностей и оттого страдает безвинный человек. Нет, все государственные люди выполняли все, что положено, в рамках закона и в требуемые сроки. А безвинный человек все равно страдал. Как ему после этого любить государство - ума не приложу.

Итак, Сульва Ивановна Юванен родилась в 1918 г. в с.Мертуть Пригородного района Ленинградской области (тогда еще Петроградской). По некоторым документам она - Сильва, или Сюльва, и не Юванен, а Ювонен, а в замужестве - вообще Саволайнен. В таком обилии имен и фамилий Сульва Ивановна не виновата, как не виноваты и чиновники, в разных документах на свой вкус переиначивавшие финские имя и фамилию. В 1931 году ее отец, Ювонен Иван Семенович был раскулачен, арестован и выслан вместе с семьей в Красноярский край, где затем и умер.

Государственные люди, которые раскулачивали, арестовывали и высылали, а затем следили, чтобы семье Ювоненов в Сибири слишком хорошо не жилось, делали это в рамках существовавших тогда законов и может быть, даже не преследуя особо своих корыстных интересов. То есть беззаконие-то было налицо, но безаконием его считали только потерпевшие.

В 1991 году, подхваченная волной победившей демократии, Сульва Ивановна начинает добиваться реабилитации отца. Она делает запрос в краевое УВД, но оно сведениями о высылке семьи Ювонен не располагает. Сульва Ивановна несколько раз запрашивает Ленинградские управления внутренних дел и безопасности.

Проходит полтора года, и в феврале 1993 г. (лучше поздно, чем никогда) справка о реабилитации отца, наконец, получена. Пока ее история не выходит за рамки тысяч таких же. Но дело в том, что Сульва Ивановна хочет реабилитировать еще и себя. Чтоб и ее, высланную двенадцатилетней, признали если не репрессированной, то хотя бы пострадавшей от репрессий (как и положено по закону о реабилитации от 18.10.91). Вот тут-то и начинается...

Первое, что ей нужно доказать - что она была выслана вместе с отцом, а не уехала сама из-под Питера в Красноярск на сытные сибирские корма. Хотя что тут доказывать: Сульва Ивановна имеет на руках справку из Удерейского РОМВД от 4 июля 1947 г. о снятии ее с учета спецпереселенцев. Что тут еще доказывать?

Но это я рассуждаю, как обыватель, а у юристов, оказывается, логика другая. Им (и это вполне законно), требуется не это. Им нужны:

-документ, подтверждающий, что Ювонен И.С. был репрессирован

-документ, подтверждающий, что Сульва Ивановна дочь Ювонена И.С.;

-документ, подтверждающий, что Сульва Ивановна тоже была репрессирована (оказывается, справка Удерейского РОВД ничего не значит!).

Из всего этого есть только справка о реабилитации Ювонена И.С. В справке о реабилитации про Сульву Ивановну ничего не говорится, а метрик у Сульвы Ивановны нет (разве в этом кто-то виноват? Ну уж Сульва-то Ивановна точно не виновата!) Она делает запросы в Ленинград, который уже опять успел стать Петербургом - и вот такая незадача: областной архив ЗАГСа ее в своих анналах не находит. И в этом никто не виноват: чего только не было за это время - и гражданская война, и вторая мировая, и блокада - немудрено, что архивы потеряны. И вышло, что Сульва Ивановна вроде как и не существует вообще.

К тому же приходит ей письмо из управления безопасности по Ленинградской области от 27.10.93, в котором приводится состав семьи высланного И.С.Ювонена. В списке Сульвы Ивановны нет, а есть СЫН ЮВОНЕН САЛЬВИ, ДВЕНАДЦАТИ ЛЕТ. То есть Сульва Ивановна не существует окончательно, а кто в этом виноват - чекистский писарь 1931 года или работник МБ 1993 г. - неясно.

Может быть, никто: и у того, и у другого столько работы, что не мудрено и сделать описку. Чего там - человеком больше, человеком меньше... Не расстреляли же, в конце концов, а только пол сменили! Но что же теперь делать Сульве Ивановне?

Она пытается предъявить свидетельство о браке, но в нем, она, оказывается, Юванен, а у ее отца, как вы помните, фамилия была Ювонен. То есть это опять вроде бы не она. Понимаете ли: даже если бы в справке МБ была указана Сульва Ювонен двенадцати лет, это ничего бы не дало Сульве Юванен. Именно так ей и сказали в юридической консультации.

Заметим, что все это происходит протяженно во времени. Это только в статье все события разместились в нескольких абзацах. А в жизни, послав очередной запрос, Сульва Ивановна ждет ответа месяцев шесть-восемь, волнуясь: а дошло ли? а нашли ли? а ответят ли?

Наконец, несуществующая Сульва Ивановна обращается в краевую комиссию по оказанию помощи реабилитированным, но та, оказывается, тоже не существует. Точнее, Сульва Ивановна на самом деле есть, только по документам ее вроде бы нет. А комиссия, наоборот, по документам вроде бы есть, а на самом деле ее нет. Но никто не виноват: В СООТВЕТСТВИИ С ЗАКОНОМ о реабилитации основную работу должны вести районные комиссии, а краевая собирается только в крайних случаях. Разве вы будете утверждать, что случай Сульвы Ивановны - крайний? И я этого не рискну утверждать (кстати, крайних случаев не было уже два года, из чего непосвященный читатель может сделать вывод, что закон о реабилитации реализуется как по маслу - и жестоко ошибется).

У этой истории - счастливый конец. Сульва Ивановна подала в суд. Нет-нет, не на государство, которое ее шестьдесят лет грабило и унижало. Она подала в суд, чтобы суд признал ее дочерью своего отца. На ее счастье (если это можно называть счастьем) вместе с ней были депортированы и другие финны, в том числе Тойво Васильевич Ряннель, который выступил свидетелем. 22 февраля 1994 г. Ленинский райнарсуд установил факт того, что САВОЛАЕНЕН (и тут не повезло!) Сульва Ивановна является дочерью Ювонен Ивана Семеновича. Решение вступило в силу 2 марта 1994г. Со всеми вытекающими последствиями. Теперь Сульва Ивановна имеет все полагающиеся льготы, а главное -снято пятно с ее биографии. На это ей потребовалось четыре года нервотрепок и переписок.

Ну и что, скажет любой юрист, и расскажет с сотню таких историй. И добавит, что все так и должно было быть, по существующим законам. Так я не о том. Я вот о чем: когда государство репрессировало своих граждан ни за что ни про что, оно нарушало закон. Я имею в виду не конкретные законы СССР, а само понятие права. С этим понятием в СССР обходились очень даже вольно. А вот когда начались реабилитации и компенсации, государство вдруг стало ну очень правовым, и стало законы соблюдать до того строго, что дальше некуда. Чтобы жертве государства получить от государства мизерные льготы и компенсации, ей нужно столько бумажек собрать...

А что вы хотите, чтоб закон нарушался, спросит юрист. Чтобы кто попало получил удостоверение? А ну-ка, кто-то пролезет не тот, да будет бесплатно ездить в городском транспорте! Да платить полквартплаты! Мало ли что тебя ссылали, сажали...

Закон есть закон!

Закон есть закон. Но должна быть еще и совесть. Если бы разборки шли между гражданами или организациями, такой подход уместен: "тебе надо, ты и суетись". Но если обидчиком было само государство, то государство и должно взять на себя все хлопоты по восстановлению справедливости. Государство должно само найти репрессированного, расшаркаться, извиниться, и принести все, что полагается, на тарелочке с голубой каемочкой.

Что, найти трудно? Так ведь, когда репрессировали, у органов находились штаты и средства, чтоб и под землей сыскать! Пусть отыщут и теперь.

Что, отдавать жалко? Самим ни на что не хватает? А вас отнимать никто не просил. Не отнимали бы, теперь не надо было бы возвращать. Представьте себе: вас ограбили, выгнали из дома на мороз с детьми, а когда вы вернулись через много лет и потребовали награбленное обратно, грабитель канючит: да куда ж я, на мороз с детьми... да я вон уже и веранду пристроил, и дверь починил... да что ж ты за изверг такой... Но именно так складываются отношения репрессированных с государством. На заседании той же комиссиии по оказанию ПОМОЩИ РЕАБИЛИТИРОВАННЫМ (!) член ее, очень высокий юридический чин, так обосновал отказ о возврате раскулаченным их домов: "Так ведь стоит одному отдать, и все ринутся. Так мы государство по ветру пустим!".

Ну ладно, государство не разбежится искать обиженных им людей. Но пусть оно хотя бы упростит процедуру. Репрессированный ничего не должен доказывать. В крайнем случае, он должен подать заявление, и пускай государство, если сможет, докажет в месячный срок, что компенсация ему не положена. А не сможет - пускай выдает, и без задержек. Не репрессированный должен бегать по конторам и добывать справки, а государство. Был ведь прецедент, когда реабилитировали поголовно всех, осужденных тройками - без заявлений репрессированных, без всяких судебных разбирательств. И замечательно. Но что-то я не припомню, чтобы государство по своей инициативе вернуло отнятый у "кулака" дом. Даже случаи, когда у него эти дома выбили после долгих судебных разбирательств, можно пересчитать по пальцам. А отнимали в свое время - без всяких там проволочек, одним росчерком пера. (Когда Сульву Ивановну ссылали, ее записали мальчиком, да еще и Сальви - и ничего! А когда она стала отстаивать свои права, стало существенным, Юванен она или Ювонен...)

Эвон хватил - скажут мне опять. Так репрессировало-то другое государство. А нынешнее государство за то не в ответе. Ну да, государство другое. Портрет Дзержинского в "органах" как висел - так и висит, места захоронений расстрелянных как не были раскрыты, так и не открываются, а нас уверяют, что какие-то демократы якобы пришли к власти.

Наши отношения с государством изначально неравны: у него по большей части права, а у нас в основном обязанности. Государство нам ничего не гарантирует - ни защиты прав, ни защиты жизни, ни защиты собственности (да именно оно на них в основном и покушается: риск быть избитым в милиции не меньше риска быть избитым на улице, а ставка налога у рэкетиров слабее, чем у налоговой инспекции). Зато оно неукоснительно требует чего-то от нас.

В той части, где государство что-то хочет от нас, оно действует скоро, решительно, зачастую не шибко-то глядя на законность. А если государство задолжало кому-то из нас, так от него надо годами добиваться, как это и пришлось делать Сульве Ивановне. По части карательно-взимательной у государства находятся штаты, помещения, деньги, а известно ли вам, что на весь Красноярск имеется всего один человек, который помогает репрессированным? Именно ПОМОГАЕТ, потому что многочисленные инстанции следят только за тем, чтобы документы были в порядке, а где и как их добывать - не их проблема. И, кстати, по закону они и не обязаны писать за репрессированного заявления, ксерокопировать справки, консультировать их и прочее.

Это делает тот самый человек, и дело Сульвы Ивановны начал и довел до конца именно он, не без помощи А.С.Горелика. И что, это человек из прокуратуры? Нет, хотя прокуратура шлет репрессированных к нему. Может, он из многократно переименованных и раскаявшихся в своем прошлом "органов"? Упаси боже, его там за порог не пускают. Может, этот человек из собеса? Нет, хотя во всех собесах его знают. Может, он из какого-нибудь департамента социальной защиты? Нет. Этот человек - Володя Биргер из "Мемориала", и делает он это по собственному почину, с утра до вечера без выходных, бесплатно и на своей жилплощади. "Красноярская газета", кстати, и тут увидела происки сионистов: с чего бы это ему да помогать русским, украинцам, литовцам... Какой-то очень коварный замысел, не иначе! И догадалась: сотням неевреев он "помогает", чтобы под сурдинку реабилитировать нескольких бывших членов "Бунда"! Впрочем, анализ публикаций КГ - дело не публицистов, а медиков... (А между прочим, на их знамени написано сначала "государственность", а потом уже все остальное).

К чему я это все говорю? Наше государство несколько изменилось к лучшему. Но оно все еще высокомерно. Оно не пытается сделать нас своими друзьями. Оно постоянно демонстрирует нам свои мускулы или, в крайнем случае, безразличие. И поступает крайне недальновидно. Государство, непрестанно толкающее своих граждан на тропу войны с ним, не вправе ожидать от них лояльности: на войне, как на войне. В тридцатых раскулачили, ограбили и расстреляли своих граждан - и в сороковых целые армии переходили на сторону врага: на войне, как на войне. В шестидесятых-семидесятых посажали тех, кто пытался честно работать - и к восьмидесятым граждане уже всю страну разворовали: на войне, как на войне. В девяностых разрешили частный бизнес - спасибо, но обложили непомерными налогами: ну что ж, налоги теперь не платят даже честные предприниматели.

Живи, государство, на что сможешь: на войне, как на войне. Армии удобна дедовщина - ну ладно, мы в вашу армию не пойдем. Защищайся, государство, как сможешь, но без нас: на войне, как на войне. Опять кризис наверху и государство зовет нас на баррикады или избирательные участки? Идите туда сами, господа чиновники, а также на три буквы и на пять. Мы-то и без вас не пропадем, а куда вы без нас? И вот, между прочим, историческая параллель: индусы долго не могли скинуть англичан: были восстания, кровопролития... бесполезно! А потом придумали сатьяграху и перестали обращать на англичан внимание. Ну смотрят просто как на пустое место. Англичаны сыплют указами, приговорами, законами, а индусы - ноль внимания, живут себе, как считают нужным, как будто никаких англичан в природе не существует. Вот тут-то те не выдержали и уехали обратно в свою Англию.


Опубликовано: Свой голос, 19 мая 1994 г. (заголовок "На войне как на войне")
© Алексей Бабий 1994