Давно не постил о Столбах ничего. Месяц разгребаю почту, накопившуюся, пока я доделывал книгу памяти. Вот дошёл до октября, а там - моё обещание выложить первую столбистскую песню. Выполняю обещание. Хотя и это - не первая песня, а первая из нам известных. Текст её принёс в своё время Борис Николаевич Абрамов. Есть и более ранние, но их тексты до нас не дошли. А этот - дошёл.
Старая столбовская песня
(записана в 1937 г. в избушке Вигвам)
В Красноярске там за Базаихой,
Где бегут, серебрятся ручьи,
Есть дороженька Лалетинская,
Возвышаются наши Столбы.
Есть гора Каштак там высокая,
Подниматься так трудно по ней,
И столбисточка одинокая
В лунну ночку идет раз по ней.
Я иду по ней в лунну ноченьку
И запас за спиною несу,
И как пташечка одинокая
Я все песни и песни пою.
Развязалася с зимнею школою
И иду на Столбы отдохнуть,
Восход солнышка рано утречком
Лезу я на Столбы те взглянуть.
Словно морюшко затуманилось -
Не видать со Столба ничего,
И вся жизнь моя перепуталась,
А люблю я его одного.
Повстречались мы с ним на тропиночке:
Не сойти, не уйти, не свернуть.
Посмотрела я в глаза карие -
Словно в омут решила нырнуть.
Сколько было их: вечеров, ночей
Под камнями, у ярких костров.
Ой, ты, мамочка, мама родная,
Наломали мы с Ванею дров.
Был столбист лихой
Мой любимый мой.
Щелка узкая подвела
Раз сорвался он, и все кончилось,
Мать сыра земля приняла.
Прошло времечко, время сладкое,
Только вспомнишь, и сердце зашлось.
Я с сынишкою, малым Ванечкой
По весне на Столбы собралась.
Сегодня, когда за тридцать не только по возрасту, но и по градусам, как нельзя кстати лайфхаки от Владимира Деньгина по отогреву обмороженных.
Шуре Карлову - 50!
Есть в Эдельвейсе Карлов Шура,
Весьма достойная фигура.
Высок и строен, гладко брит,
Нос выпирает как бушприт.
Сегодня Шура именинник -
Ему исполнился полтинник.
И он хорош, и все при ём,
Мы за него сегодня пьём!
В тот год он вспоминал с тоской
Как ёкнуло его доской;
Доска, долбать её неловко,
Была листвяжной сороковкой.
Несчастья Шуру стерегли -
Его давили Жигули.
Но всё же Шуре повезло -
Он жив-здоров всему назло!
Под Новый год в родной избе
Он пьёт за поворот в судьбе!
За то, чтоб кончились невзгоды,
И был он счастлив в Новом годе!
И, алкоголь всосав, как в губку,
Он в гости двинулся в Голубку.
В лесу мороз стоял за тридцать,
И Шура под луной балдел;
В снегу посеял рукавицы,
На сук рывком штаны одел.
По склону без штанов елозя
Всё время Шура вниз сползал,
Потом хозяйство подморозил,
И что есть мочи заорал!
Тут Лёха из Голубки вышел,
Хотел спокойно он посс…ть;
Под склоном слабый крик услышал
И сразу кинулся спасать!
В Голубку Шуру помещают,
Чем греть – ускоренно решают.
А чем? И водки ни хрена,
И чайник выпит весь до дна.
Решили – на сугрев сгодится
Зузу – двухспальная девица.
Лицом кругла, собой пригожа,
На печку русскую похожа.
Для Шуры, мать его ети,
Сугреву лучше не найти!
На деву Шуру возложили
И той же девою накрыли,
И смотрят, вылупив глаза,
Как будет греть его Зуза!
Сперва он мёрзлым был статуем,
Но вот пошевелил он … носом!
К Зузу заметен интерес -
Пошёл сугревочный процесс!
Полезли хладные ручонки
К груди двухспальной той девчонки.
Сугрев дальнейший без пользы -
И сдернут Шура был с Зузы!
Жизнь хороша, хоть не проста…
Тебя с полтиной поздравляем,
Здоровья, счастья пожелаем
Ещё годочков на полста!
И пусть тебя не одолеют
Мороз, и ветер, и гроза.
А если что, всегда согреют
Мужская дружба и Зуза!
Владимир Деньгин 01.12.2004
Пора вернуться к братьям Абалаковым, рассказать о Ферме и Фермерах.
Но сначала всё-таки о том, что ученики шестого класса не только самостоятельно ходили на Столбы, но и организовали собственную компанию. Я в посте об Абалаковых отозвался об этом как о чём-то необычайном, а на самом деле ничего особенно необычайного в этом нет. Это я смотрю с сегодняшних позиций городского жителя. Но в семидесятые вполне себе городской пацан Женя Адамович ходил на Столбы самостоятельно. Иногда, конечно, с Теплыхом, но в основном со сверстниками-пацанами. И ходили очень даже непростыми ходами.
Но вообще, конечно, границы самостоятельного сдвинулись. Вот простой пример. В майские праздники затеяли мы с пацанами сходить на рыбалку с ночевой на Кемчуг. Было это не то в четвёртом классе, не то в пятом, не позже. До Кемчуга было шесть или семь километров вдоль железной дороги. И сходили. Мы туда часто ходили, купаться и рыбачить, но летом и днём. А тут первые дни мая. Как раз только что прошёл ледоход, и мы надеялись из образовавшихся лыв натаскать щук без всяких удочек. Ни фига мы, конечно, не натаскали: хотя щуки по лывам, действительно, ходили, но нам в руки не дались. Заночевали где-то среди льдин без всяких палаток и спальников- эти городские премудрости до нас тогда ещё не дошли (я в палатке, кстати, так и не научился спать). Запалили бревно, навалили рядом пихтового лапника, да так и поспали, в телогрейках и кирзачах. Удивительно не это. Удивительно, что нас всех родители отпустили. Даже меня, "ботаника", отпустили, а для моих друзей это и вовсе было обыкновенным делом в их одиннадцать лет. Они (да даже и я отчасти) всё, что нужно, умели - отличить съедобное от несъедобного, поставить петли на зайца, переночевать в тайге и найти обратную дорогу, и всякое такое.
Но это было в шестьдесят пятом, что ли, году и в таёжном посёлке. Отпустил бы я своих детей, когда они были пятиклассниками в Красноярске, на такую авантюру? Вряд ли. Даже на те же Столбы, даже без ночевой. А в остальном - те же семь километров и всякое такое. Так что, скорее, это мы меняемся, а не обстоятельства.
А тексты Жени Адамовича о Столбах почитайте. Женя пишет прекрасно, и очень в точку. И учтите, что то, что он рассказывает - в основном как раз о пацанах весьма юного возраста.
В середине восьмидесятых мы часто ходили на Столбы семьёй. Пока младший сын под маминым присмотром покорял мелкие камушки внизу, мы со старшим осваивали Первый и Деда. Перья, увы, уже мне были не по силам - сказалась сидячая работа, ногу задрать на Огурце не смог.
На Первый мы ходили обычно Огородами. Но однажды почему-то понесло меня спускаться Катушками. Катушки я всегда не любил, потому что не доверял своей обуви. Но, бывало, спускался там, забив задницу в угол между катушкой и стеной и притормаживая руками и ногами.
И вот на Тараканьем Лобике мы застряли с сыном. Как-то по-глупому застряли, потому что застревать-то там, в общем-то, негде. Застряли и корячимся.
И тут сверху спокойным шагом по катушке приходит очень пожилой человек без правой руки и говорит, что делать и куда ноги ставить. И таким же спокойным шагом уходит вверх. Стыдоба, чё.
Через час мы встретили этого же человека на Четвёртом. Вот они на Картошке: вверху стоит мой Иван, а рядом сидит тот самый человек. (Не стреляйте в фотографа, он снимал как умел. Или посмотрите вот несколько снимков, сделанных профессионалом - Вильямом Соколенко).
Когда я через пятнадцать лет занялся историей столбизма, я узнал, кто это был. А это был легендарный Евгений Иванович Коваленко (столбовские прозвища Динамик, Жек-короткий, Вечный Гид), Фронтовик, страстный любитель Столбов. Многие столбисты вспоминают его как человека, который впервые их куда-то сводил, что-то показал, вытащил откуда-то новичка (вот как нас с сыном). Он ходил на Столбы, когда ему было уже сильно за восемьдесят. И не просто ходил, а лазал.
Вот тут можно почитать про Евгения Ивановича:
Давненько я не писал ничего столбовского. Буду возвращаться помаленьку. Вот историю про Абалаковых начал - и на самом начале оборвал. Но это - завтра. Сегодня - три фотографии, которые откопались, когда я искал фото с Евгением Ивановичем Коваленко.
Первая - где-то на Первом Столбе. Кто-то из моих сыновей (их и спереди даже мать путала, а со спины тем более не могу сказать, который). Я на верхней страховке - вот и верёвка от меня тянется, а на нижней, если не ошибаюсь, Серёжа Сенашов, оказавшийся в нужное время в нужном месте.
Вторая - на Хомуте Деда. Вот та жопа, что на половину фото - это моя, от сына только кед виднеется справа.
И третья - опять-таки не смогу сказать уверенно, который сын. Но она очень показательная - мелкие ребятишки очень любят прыгать с камня на камень. Некоторые из них потом вырастают и прыгают уже со скалы на скалу.
Как раз собирался выложить в ФБ статью Валерия Ивановича со stolby.ru, но опередили :о)
Вообще, статья подтверждает мою гипотезу о связи состояния столбизма с обстановкой в стране. Что-то такое и должно быть сейчас - не полный разгром 1938 года (или жёсткий режим конца семидесятых-начала восьмидесятых), но и не вольница двадцатых или шестидесятых годов. А что-то такое модно гибридное.
Упс. Почему-то из группы "Красноярские столбы" не расшаривается, так что дам оригинальную ссылку.
А вот кто хотел посмотреть "Территорию свободы" Александра Кузнецова? Дом кино, 20 марта, 19.00. В рамках Фестиваля SiberiaDOC. И торопитесь -столбисты все билеты скупят!
Загадка для столбистов: на какой скале стоит девушка? Ясно, что это Такмаковский район, но что именно?
И ещё - на поясе у неё что-то похожее на кушак, но, похоже всё-таки платок какой-то. Или всё-таки кушак?
Маргарита Николаевна Кубе (1908-1997).
Ух ты! На Столбах. ру история о том, как Теплых в сапогах прошёл Новый авиатор. Кстати, историю первопрохода Нового авиатора Шуриком Губановым, которую В.И. упоминает в этом тексте, я в прошлом году рассказывал, но сейчас искать некогда. Придёт время, Фейсбук сам её высунет в серии "В этот день. Ваши воспоминания".
На отвесную скалу, без троса и снаряжения, поднимается человек, вещает
телевизор.
Да уж, без троса на Столбах никак. И без подъёмного крана.
Работаем над ошибками.
В моей любимой истории про Крутовского и Крутовскую, оказывается, всё было не совсем так, как я написал. Я пообщался с разными людьми, в том числе и с двоюродным внуком Владимира Михайловича Иваном Всеволодовичем Вороновым.
Во-первых, про областников. Областники добивались не отделения Сибири, а
автономии. Хотя были и более радикальные областники, но Крутовский к ним не
относился.Хотя, по нынешним временам, и этого бы хватило, чтобы сесть за
сепаратизм.
Во-вторых, насчёт колчаковского министра. Вот тут я, конечно, сильно загнул.
Крутовский был министром Сибирского временного правительства, что далеко не одно
и то же. Более того, как раз с приходом Колчака Крутовский ушёл и из
правительства, и из политики вообще.
В третьих, относительно серебряной монограммы. Её не обломали. Но сильно стёрли (или соскоблили) с неё серебро, так что некоторые надписи практически исчезли. Елена Владимировна рассказывала Яворскому именно так, но мне запомнилось только то, что некоторые надписи исчезли, что со временем трансформировалось в "облом".
И, самое главное - история с Музеянкой. Там не Елена Владимировна, прихватив Елену Александровну, бросилась на Столбы, а строго наоборот. Елена Александровна, закончив в 1937 биофак пединститута, сначала работала в Сухуми, но весной 1938 года вернулась. Из-за ареста Владимира Михайловича она не могла устроиться на работу в Красноярске, её никто не брал. А вот в заповеднике "Столбы" - удалось, благодаря знакомству Е.В. с директором, П. Кожуховским. И это оказалось даже лучше, потому что у Елены Александровны с детства была астма, и в городе ей жить было сложно. А на Столбах - в самый раз. Так Елена Александровна поселилась в Музеянке (уже как работник заповедника), а Елена Владимировна со временем перебралась к дочери. В городе у неё была работа, но, как я понял, она не требовала постоянного присутствия - Е.В. периодически вела курсы для фельдшеров, а в остальное время была свободна. На Столбах было безопаснее, да и можно было помочь дочери в бытовых и прочих вопросах. Так что, они, действительно, "отсиделись" в сложное время на Столбах, но происходило это не так радикально, как я описал (и как, кстати, я многократно рассказывал разным людям).
Ну вот, теперь свою любимую историю буду рассказывать немного по-другому. Хотя по сути она осталась прежней.
Опубликовано:
© Алексей Бабий 2016