В тридцать девятом году СССР решил присоединить себе исконные территории в виде Финляндии. И Финляндию не присоединил, и из Лиги наций выперли, и много ещё чего огребли впридачу. Понты корявые недёшево обходятся...
Кайзер сказал немцам, что Германия великая страна, ей все должны, у неё
отобрали территории и всякое такое.
Немцы покидали в воздух чепчики и принялись воевать. Какая же она великая нация,
коли не воюет.
Потом был Компьенский лес, а немцы оказались в такой жопе, что описать трудно
(впрочем, Ремарк, кажется, справился).
Конечно, немцам было обидно, что такая великая нация и в такой жопе.
И тогда пришёл Гитлер и сказал, что они великая нация, ей все должны, у неё
отобрали территории и всякое такое.
И, конечно, немцы сперва размялись на аншлюсах, а потом взялись воевать.
Потом был Нюрнберг, а немцы оказались в такой жопе, что та, предыдущая жопа
теперь виделась прелестной округлой попкой.
Тогда немцы сказали - а в жопу эту великость, давайте просто будем нормальной
страной, в которой будет комфортно жить.
И стали.
Немцы - они умные. Им всего двух раз хватило.
Российская армия ведёт себя в Крыму как мелкие урки - с ночными налётами, угрозами и понтами, уркаганскими забавами типа спарывания знаков отличия. Теперь они утопили корабль, чтобы закрыть бухту. И, видимо, очень довольны своей остроумной выходкой - пьют пиво в кубрике и тыкают друг друга в бок: "Ну, братан, в натуре клевая фишка".
Я сперва хотел сказать что-то об офицерской чести... Ну, мало ли какая жидкость политикам в голову ударила, офицерам же так себя вести не пристало. На месте командующего Черноморским флотом любой офицер, скажем, царской армии, застрелился бы, но не стал делать того, что он делает.
Какой главнокомандующий, такая и армия. Если главнокомандующий ходит нараскаряку, держит пальцы веером и говорит "мочить в сортире", с чего бы в армии взялась офицерская честь?
Заглянул в программу передач на предмет "Недели" Максимовской - РЕН-ТВ явно
перепутало праздники. У них сегодня "Честь имею", "На краю стою", "Ворошиловский
стрелок", "9 рота" и всякое такое. Сам телевизор боюсь даже и включать.
TAGS По поводу
1 LEAVE A COMMENT
Даниил Гранин в моей жизни сыграл важную роль. И не раз.
В школе (в шестидесятые) я читал много научной фантастики (по правде говоря, в нашем таёжном поселке кроме меня её никто и не читал). Ну, понятно, звездолёты, роботы и всякое такое. И вообще про науку много читал. Случайно попавшаяся книга "Иду на грозу" как-то поставила мозги на место, потому что поднимала неожиданные тогда для меня нравственные вопросы науки. Как-то я стал к науке относиться гораздо серьёзнее.
Потом был ещё "Однофамилец", благодаря которому я отказался от аспирантуры, защиты диссертации и проч. Ну, не только благодаря этой повести, и не только в подражание герою, но "Однофамилец" роль свою сыграл. И это было очень правильное решение.
И "Блокадная книга", которая даже в том, урезанном варианте, была событием и меняла картину жизни.
Но, конечно самое главное - "Эта странная жизнь", о системе учёта времени Любищева. Я эту систему применял больше пятнадцати лет, она меня кардинально переформатировала. Я до этой книги и после - два очень разных человека, причём вторая версия гораздо лучше.
Так что я, признаться, ошалел с месяц назад, когда питерские друзья сообщили мне, что в новой книге Гранина "Человек не отсюда" он довольно много рассказывает уже о моей системе учёта времени. Книгу они мне прислали. Действительно, несколько страниц книги - это сильно сокращённый вариант вот этого текста. Гранин пишет, что это из моего письма. Хотя, по правде говоря, не припомню, чтобы я ему этот текст посылал, хотя... написан он году в 1999, вполне мог послать ему в порядке отчёта - и забыть об этом. Эти пятнадцать лет были, мягко говоря, бурными...
Ну вот, не утерпел, похвастался. Но для меня это, правда, очень важно. Хотя этот текст много кто цитировал и републиковал, но тут - Гранин. Прямо хожу и горжусь.
Сколько себя помню, мне была по барабану национальность - хоть своя, хоть чужая. С чужой - понятно - у любого человека есть множество свойств, куда более важных чем национальность. Со своей - тоже понятно. Я об этом не задумывался никогда. Ну, думал я, наверное, я русский. или, в крайнем случае, сибиряк. При том, что русской крови (если говорить о крови) у меня от силы четверть. На остальные три четверти я украинец. Хотя в Украине провёл в общей сложности от силы полгода, в командировках. И язык, можно сказать, не знаю - понимать понимаю, но говорить не могу.
Такой, как говорят медики, анамнез. А теперь эпикриз.
Первый раз я почувствовал себя украинцем, когда приехал в Киев в 1982 году. Я вышел из самолёта в Борисполе, вдохнул воздух - и понял, что я не в командировку приехал, а вернулся домой. Уже воздух был знакомый, не говоря о людях. Ну, как если бы я приехал в Кошурниково, где закончил школу, где каждая кочка тебя знает и каждый второй учился с тобой в одной школе. Я помню, как меня удивило это ощущение, потому что я ехал, вообще-то, в рутинную командировку, без всяких этих чувств и ощущений.
А второй раз я почувствовал себя украинцем в последнее время. Потому что живу в ощущении, что на мою страну напали. Отечество в опасности! Ощущение шизофреническое, потому что на мою (мою!) страну вообще-то напала страна, гражданином которой я являюсь и чей государственный язык настолько мне родной, что я пишу на нём практически без ошибок, не зная ни одного правила. Тем не менее оно настолько чёткое, что я бы встал сейчас и спел "Ще не вмерла Украина", если бы знал слова.
К чему я это всё - а к тому, что если ситуация смогла пробудить национальные чувства у человека, которому без малого шестьдесят лет по барабану были национальные чувства и который всю жизнь живёт в Сибири, то какой взрыв национальных чувств сейчас должен случиться у граждан Украины. Входило ли это в планы российской власти - не знаю, но это явно случилось.
Что же касается меня - как бы там всё ни сложилось, умру я украинцем, это абсолютно ясно. Идентификация произошла, и теперь, если меня спросят где-либо (на переписи населения, например), я буду отвечать без колебаний: я - украинец.
А что касается других - мне их национальность по-прежнему по барабану. У любого человека есть множество свойств, куда более важных чем национальность.
В соцсетях дискуссии на тему глубинного разрыва отношений из-за ситуации с Крымом. Правильно ли расфренживать и т.п.
Я никому свою точку зрения не навязываю. Но и скрывать не стану. Расфренживать в острые моменты типа нынешнего надо. Но не в сердцах, не с ненавистью – а как раз наоборот, вздохнув с грустью. И не для того, чтобы разорвать отношения, а для того, чтобы их сохранить. Потому что каждое слово будет ранить, вызывать споры. А это бесполезно - убеждать. Никого никогда и ни в чём вы не убедите, даже если приведёте стопиццот доводов. Спор – это не способ поиска истины, а способ выяснения отношений. Особенно спор виртуальный. Никакая истина в споре не рождается, она рождается во вдумчивом исследовании. Так что лучше расфрендите, пока не разругались окончательно, а потом, даст Бог, подружитесь опять – когда всё закончится. Или не подружитесь, что тоже, может быть, неплохо.
В виртуальном мире всё это гораздо проще. Я, например, сам в друзья никому не набиваюсь, но очень легко френжу всех, кто попросится. Исключение за всё время пребывания в соцсетях составили всего два человека, которых я знаю много лет и которые когда-то вылили на меня немало виртуального говна. Хотя, может, они и не собирались со мной дружить, это просто проделки Фейсбука.
Но и расфренживаю я тоже очень легко. Как только погнал человек рекламу, или фуфло ненужное, или говно по трубам – бенц по кнопке, и нету человечка. Я даже не задумываюсь. Времени на чтение соцсетей у меня мало, сама френдлента не резиновая, чуть что – давай, до свиданья. Одним больше, одним меньше, фейсбук ещё нарожает. А за количеством френдов я никак не гонюсь - мне важнее качество.
Ну, разве что людей которых я знаю «в реале» много лет, это касается не сразу. Посмотрю-посмотрю, но потом, бывает, забаню всё равно. Жизнь научила расставаться если не легко, то без особых эмоций. Лет пятнадцать назад была большая интернет-буча вокруг моей персоны – в чём только меня не обвиняли, в том числе и уголовных преступлениях. Ну добро бы только анонимы, к которым интернетовские жители относятся, на мой взгляд, преступно доброжелательно. Но и люди, которых я считал если не друзьями, то хорошими знакомыми. И сначала мне это было больно и обидно (нет, не так – ОЧЕНЬ БОЛЬНО И ОЧЕНЬ ОБИДНО), а потом я перегорел и научился их спокойно вычёркивать из своей жизни. Ну, просто нет для тебя этого человека, и всё. Без всякого пафоса, без страстей, нерукопожатия и т.п. Если он пытается с тобой тем не менее общаться, посылаешь его на три буквы. Или на пять, по ситуации. Не от ненависти и т.п., а понимая это как технический приём. Это очень действенный способ, если ты не хочешь более с кем-то общаться. Я его, например, применяю к политтехнологам. Он ко мне приходит, начинает там куда-то меня склонять, а я его сразу посылаю прямым текстом, на три или на пять, по ситуации. И всё, сэкономил время и нервы, потому что любые другие слова он воспринимает как согласие работать на своего кандидата.
Так вот, встречаешь через сколько-то лет этого вычеркнутого человека на улице, и сперва соображаешь, а кто это такой, со смутно знакомым лицом. Потом идентифицируешь – и удивляешься, что он, оказывается, живой. Потому что ты был уверен, что он умер. Потом соображаешь, что это он для тебя умер, а физически-то он живой. Но для тебя-то какая разница, что с ним физически – его же для тебя всё равно нету. И вот это всё – тяжелые последствия того, что ты человека вовремя не расфрендил. Расфрендил бы вовремя – не пришлось бы читать его глупости и гнусности, вычеркивать его вообще из своей жизни. И тогда, может быть, встретив его на улице, если бы не руку пожал, то хотя бы рукой махнул приветственно. Издалека, конечно.
Так что по этому пункту я с Петрановской не согласен. Ну, она психолог. А я в интернете уже, страшно сказать, восемнадцать лет. Я интернетовских жителей на своей шкуре попробовал в разных видах – и даже сочинил трактат об этом под названием «Из Павлов в Савлы» (кто хочет, найдёт). И я с ними особо не церемонюсь. Особенно в последнее время.
Был у меня приятель Серега Кулиев. А у Серёги Кулиева была любимая поговорка (особенно как поддаст): "пойдём кому-нибудь пизды получим!"
Казалось бы, при чём тут...
Мы на "Серебряном дожде" рассказываем о конкурсе "Человек в истории. Россия - ХХ век". Это было в прошлый понедельник, после этого были Москва, Питер и вот теперь Боготол. С этими командировками уже два раза ссылку потерял, запишу сюда для верности. http://krassilver.ru/#!/rainman/102
Один из моих френдов, Юра Подопригора, взялся накладывать на себя всяческие епитимьи – ну там, не покупать автомобили стоимостью больше полутора миллионов, носить одежду, пока она полностью не износится, и всякое такое. Надо сказать, что то, что для Юры некий нравственный подвиг, – для меня рутинное существование. Автомобиль (неважно, какой) я куплю разве что по решению народного суда, а одежду ношу до тех пор, пока с удивлением не обнаружу её отсутствие в шкафу, а жена скажет, что выбросила.
Всё потому, что я с детства, не то чтобы небогатого, а просто-таки бедного, тяготею ко всяким стоическим учениям. Любимый мой философ Генри Д. Торо, а самое ненавистное место – магазин, в котором продают штаны. Потому что то, что выше пояса (рубахи, джемпера и т.п.), жена научилась покупать без какого-либо моего участия и безошибочно попадать в размер, а штаны – это большая проблема. Фигура у меня нестандартная - ляжки толстые и т.п. Штаны то не сходятся на пузе вообще, то из них ощутимо выпирают мужские достоинства, то штаны, наоборот, висят в паху мешком, то обтягивают ляжки. Покупка новых штанов – это трагедия, описать которую под силу разве что Эсхилу, а я не берусь. Это десятки потраченных часов, это сотни примеренных штанов, это… нет, пускай Эсхил описывает, я не могу.
Понятно, что я до последнего сопротивляюсь попыткам жены купить мне штаны. Да мне и некогда – я бываю сейчас дома, в Красноярске, в лучшем случае в выходные, когда нужно сделать много срочных и важных дел, которые в командировочных условиях не сделаешь. Какие там штаны…
Это всё была присказка. А вот и сказка.
Двадцатого числа я лечу в Питер через Москву. Ну как обычно – примчался из Боготола, поел, помылся – и в Москву. Оттуда в Питер, оттуда поспал, поел-помылся и опять в Боготол. Всё на бегу, всё рассчитано до минут. Вот автобус в аэропорт, к которому я прибываю в последнюю минуту, и с которого ещё успеваю на регистрацию на московский рейс. Заскакиваю в автобус, можно сказать, на ходу (ждали только меня) – и чувствую, как левая штанина лопается от паха до колена. Хрямсь!
Брать такси, ехать домой по пробкам за другими штанами – очевидно, не успею на самолёт, а по деньгам выйдут новые штаны. По дороге соображаю план действий. Зарегистрируюсь как ни в чём ни бывало, а потом надыбаю у администратора иголку с ниткой – и вуаля. Штаны, к счастью, лопнули по шву.
Однако иголки и ниток у администратора не оказалось. И вообще в аэропорту этого не водится. Между тем посадка на рейс заканчивается. Я увидел у администратора на столе степлер. «А степлер дайте!». И понёсся в туалет, где снял штаны и произвёл пять решительных нажатий (больше в степлере скреп не оказалось). Но штаны приобрели более-менее пристойный вид. Я их надел, нагнулся, чтобы взять в пола сумку – ХРЯСЬ! И все скрепки повылетали, а штаны приняли исходный вид с дырой до колена.
Степлер я вернул администратору, прошёл спецконтроль и посадку, и стал решать, как будет выглядеть план B (до сих пор его просто не было). План B вырисовывался такой – доехать от Шереметьево до Белорусской, а там найти какой-нибудь магазин со штанами. А план С – ехать прямо в «Мемориал», где иголка с ниткой непременно есть.
Но сначала я попробовал реализовать план D – попросил у стюардессы иголку и нитку. Стюардесса искомое нашла. Ниток, правда было много, они были разноцветные и короткие. Я пошёл в туалет, сел на толчок и попытался вдеть чёрную нитку в иголку. Не скажу, что это заняло всё время полёта. Точнее, оно могло бы занять всё время полёта, потому что нитка в иголку категорически не вдевалась (ну что вы хотите от полуслепого человека предпенсионного возраста). А потом я очень быстро потерял иголку вообще. И найти её не смог, хотя обследовал пол в самолётном туалете довольно тщательно. И, пока я ползал по полу, штаны предательски трещали. Пришлось возвращаться к плану B. Да, кстати, степлера у стюардессы не оказалось.
В самолёте я просто положил на колени аэрофлотовскую подушку (её всё равно девать было некуда). А потом, в аэропорту, аэроэкспрессе и метро, просто стал вести себя как ни в чём не бывало. Ну и что, что у меня дыра до колена. Может, это мода такая. Ходит же молодёжь в рваных джинсах, чё бы старпёру не пройтись в рваных штанах? А может, это вообще новый тренд, мною продвигаемый. Или перфоманс. Мало ли...
И потом – это мегаполис, тут никому ни до кого дела нет, никто на меня не обратит никакого внимания, даже если я вообще без штанов пойду. И потом, это мужчины смотрят снизу вверх, но только на женщин – а я не женщина. Женщины, да, смотрят сверху вниз – но посмотрев на меня нынешнего сверху, вряд ли какая женщина сочтёт необходимым опустить глаза вниз, до той дыры, через которую, как в известном анекдоте, проглядывает моё пролетарское происхождение.
Был, правда, ещё и план Е, очевидно, провальный. Аэропорт Шереметьево сиял бутиками, кафешками, стразами Сваровски, указателями и электроникой, но иголок с нитками там явно не было. Кругом одни гнутые пальцА. Я даже пробовать не стал – так и просвистал через всю зону прилёта в рванине.
В общем, имидж – ничто! И я вспомнил опять-таки своего приятеля Серёгу Кулиева, с которым мы ездили в командировку в Киев, и там купались в Днепре. На пляже у него украли туфли с носками, и он прошёл по всему Крещатику до самой Червоноармейской в парадном костюме с галстуком – и босиком. Ему ещё в пивном автомате на Крещатике на ногу наступили, помню.
Так-то оно так, да случись что – вот тебе и пожалуйста! Где-то на ступеньку ногу задерёшь, где-то на штанину наступишь – и раздаётся знакомый треск. Когда я спускался от «Чеховской» по Страстному бульвару, яйца стало ощутимо обдавать холодом, а дыра была уже не от паха до колена – она пошла к ремню, и штанина болталась углом. Я понял, что даже если я дойду до «Мемориала» в обеих штанинах, то пришивать там будет нечего.
И я повернул на Дмитровку в надежде найти магазин одежды. Где-то там, на горизонте, был даже и ЦУМ, знакомый с советских времён, но вряд ли полезный в текущей ситуации. Да меня бы устроил вообще промтоварный магазин или даже магазин рабочей одежды. Однако по дороге были только бутики. На третьем бутике я выучил, что то, что я ношу, называется классическими брюками. Ну, то есть, я захожу в бутик, на меня смотрят и мне сразу же говорят, что классических брюк нет (что такое неклассические брюки – для меня до сих пор загадка). На каждом московском бутике можно вешать ильфопетровскую табличку «Штанов нет».
Наконец появляется бутик, в котором штаны есть. От Кардена, но я готов купить и от Кардена, лишь бы на пузе сошлись. От Кардена штаны стоили что-то около восьми тысяч, но они не сошлись на животе. Зато сошлись от Кадини, за две тыщи. Это была неслыханная удача – у меня появились целые штаны. Правда, длиннее, чем надо, сантиметров на десять. Я их и снимать не стал. Мы их как-то подвернули, скрепили булавками, я запихнул низ штанин в сапоги и как-то добрался до Каретного ряда. Тут уже стены помогают, не говоря о мемориальцах
На входе я встретил Арсения Борисовича Рогинского и сказал ему трагическим голосом «Арсений Борисович, у меня катастрофа!» Тот глянул наметанным зэковским глазом на мою неестественную позу и хладнокровно спросил: «Обосрался?». Нет, сказал я, но тоже хорошего мало. И пока мы с А.Б. обсуждали у него в кабинете состав документов в фонде лишенных избирательных прав, описывающих раскулаченного крестьянина (я при этом был в плавках), штаны мне «подметали». К слову, А.Б. оказывается, очень хорошо разбирался в одежде, и мои новые штаны оценил очень высоко, Он их там щупал, смотрел какие-то швы и подкладки, и сказал, что это очень хорошие штаны. И всего за две тыщи.
В том же безумном ритме я убежал из «Мемориала», чтобы успеть на вечерний самолёт до Питера, и успел до закрытия метро добраться до гостиницы – где обнаружил, что забыл выбросить рваные штаны (так их и пёр из столицы в столицу), а во-вторых, что у меня надорвался ремень, который я носил лет, однако, пятнадцать, если не двадцать.
У этого ремня есть своя история. У меня есть знакомый поп, с которым мы иногда очень даже крепко выпиваем, ведя богословские и околокомпьютерные беседы, и вкушая всякие яства, до которых матушка большая мастерица. Однажды я перестал вкушать яства, поскольку ремень был застёгнут уже на последнюю дырку. Щас решим, сказал сотрапезник – вот специальный ремень на православный живот. Ремень был специально для православных (коим я, кстати, не являюсь) в полтора раз длиннее обычного, с какими-то текстами на старославянском. Это была неслабая духовная скрепа для пуза. Я его надел – и мы долго ещё вкушали яства. А ремень я с тех пор и носил, очень оказалась полезная штука. Хотя все тексты, конечно, давно стёрлись нафиг.
И вот этот ремень надорвался до половины. То есть штаны от Кадини могли свалиться в любую минуту, и мне пришлось бы до самого Красноярска придерживать их руками. А график в Питере был настолько безумен, что времени заскочить в магазин с ремнями не было (да честно говоря, я и не припомню такой в районе «Пяти углов»).
Ремень мне презентовал Александр Давыдович Марголис – прямо с себя снял, есть повод гордиться. А в сумке, уже в аэропорту, я обнаружил степлер, заботливо положенный питерскими мемориальцами, чтобы не пришлось бегать к администратору, еслифчо (с).
Штаны от Кадини проходят доводку в Красноярске, а я, поспав несколько часов, вскочил в старенькие джинсы и в тот же день уехал в Боготол, добивать списки лишенцев. Но периодически эти старые джинсы ощупываю. И питерский степлер из сумки вынимать не стал так-то оно так, а случись что, вот тебе и пожалуйста!
Опубликовано: Записки
старпера
© Алексей Бабий 2014