О причинах моего ухода из университета до сих пор ходят многочисленные слухи. То я якобы погнался за длинным рублём (частично верно, оклад мне положили в полтора раза выше университетского, аж двести сорок рублей - но если учесть полставки, то в универе выходило примерно то же самое). То я якобы поругался с Сапожниковым (но мы не ругались, хотя как-то я его начал сторониться).
Но всё произошло спонтанно и случайно. Я уже был без руля и ветрил в результате КСВ. Для меня всё потеряло смысл, в том числе работа. Надо было что-то менять в жизни. И когда мне в овощном магазине встретился директор открывающегося филиала ВНИИ Программных Средств Николай Никитич Карпов, он в шутку спросил: ну что, когда ко мне перейдешь? Да хоть завтра, сказал я. Карпов офигел. И я сам офигел. И все вообще офигели, потому что вроде бы никаких причин уходить из универа у меня не было. Никто меня там не гнобил, даже наоборот, поддерживали мои весьма неожиданные начинания. Никто мне там не мешал заниматься теоретическими вопросами технологии программирования, и даже подталкивали к написанию диссертации.
Но уход оказался очень правильным решением. Вот задумаешься поневоле. Не было бы у меня мучительного КСВ, шла бы у меня успешная карьера в универе - но до поры до времени. ДЕЛЬТА в начале девяностых умерла, и дельтовцы не от хорошей жизни рассеялись .по разным предприятиям города. Да и ВЦ перестал существовать в прежнем виде, когда персоналки истребили мейнфреймы. А главное - я себя изжил и там, и там - и в ВЦ и на ДЕЛЬТЕ.
А что было дальше?
Смена подхода. От мэйнфреймов - к микрокомпьютерам и персоналкам. Многие проделали этот путь с опозданием, а я - с опережением, и оказался на самом острие.
Начала хозрасчёта во ВНИИПС, какие-то попытки экономического мышления - и в результате уход в кооператив, в бизнес в 1989 году. К 1992 году я уже был готов к рыночной жизни. В университете я бы бился внутри бюджетной структуры и пополнил бы собой ряды обозлённых и обнищавших научных работников, или ушёл бы в бизнес - но с опозданием.
Смена профиля - от программирования к обучению. Сейчас я понимаю, что я, как программист, себя к 1986 году изжил, хотя и написал после этого пару серьёзных программ. И я попал туда, куда надо, именно тогда, когда надо, ни раньше ни позже.
Да, может быть, всё это было бы и в университете. Но не так. Не встреться мне случайно Карпов в овощном магазине, жизнь пошла бы совсем иначе.
Вопреки распространённому заблуждению, я не имею никакого отношения к созданию учебного центра. Его задумали и создали трое: Д.И.Дрейцер, Д.М.Фрумин и А.Л.Дроздинский. Кстати, о них я написал очерк "Пионеры". Эти люди, действительно, сделали для развития информационных технологий в крае очень много.
Аркадий Лазаревич Дроздинский, директор Дома науки и техники, пробил идею "наверху", в Москве. А кроме идеи, пробил три ДВК-2. Это не так просто, как вы думаете. Это сейчас - надо компьютер, пошёл в супермаркет и купил. А тогда надо было подать заявку не менее чем за год, выбить "фонды" и много ещё чего. И потом, может быть, получить эти самые компьютеры. А может быть, и нет.
Давид Меерович Фрумин отдал под учебный центр полкабинета АСУ и обеспечил его раскрутку в крае. Его методическая и организационная поддержка была очень полезна на первом этапе.
А идея была - Дмитрия Ильича Дрейцера. Он был очень увлечён идеей персональных вычислений, тогда мало кому известной, и учебный центр был идеальным полигоном для апробации этих идей. Сейчас это кажется трюизмом, но в 1987 (а точнее, в 1985, когда центр был задуман), в эпоху мейнфреймов, это было из области фантастики.
Ну а я - свалился на голову ровно в тот момент, когда надо. Оборудование должно было вот-вот прибыть, а директора учебного центра не было. Точнее, Дмитрий Ильич хотел, чтобы директором был именно я, но не мог представить, как меня вытащить из университета. И тут я свалил(ся) оттуда сам.
Дмитрий Ильич тут же прибрал меня к рукам. Однако ему понадобилось без малого два месяца на то, чтобы обратить меня в свою веру. Я, вообще-то, не собирался заниматься педагогикой. Я занимался технологией программирования. Но это был момент, когда ключевая проблема технологии программирования решалась именно при помощи педагогики.
Всё-таки архив учёта времени - великая вещь. Только я собрался бодро написать о том, что до 1987 года и не слыхал о персональных вычислениях, но заглянул в свои записи - и выяснилось, что статью Г.Р.Громова "Персональные вычисления - новый этап информационной технологии" прочёл в "Управляющих системах и машинах" ещё в 1984 году. Она прошла мимо - к персональным компьютерам тогда никто всерьёз не относился, и я не исключение. Так, несерьёзные игрушки даже по сравнению с нашей ЕС-1022, с её 512К оперативной памяти и тремя дисководами по 29Мб.
В этом же году вышла и книга Громова "Национальные информационные ресурсы: проблемы промышленной эксплуатации", и я её купил - но прочёл гораздо позже.
В 1986 году будущий губернатор Красноярского края, а тогда завкафедрой в университете, Валерий Зубов, привёз из Штатов, где был на стажировке, коробочку, которая цеплялась к телевизору и магнитофону и позвал меня на установку и апробацию (мы жили в одном подъезде). Я полчаса потыкался, что-то написал на БЕЙСИКе, который видел в первый раз, но не впечатлился. Будь у меня такая коробочка дома, я бы не знал, что с ней делать (дети, как я понимаю сейчас - знали бы).
Так что расклад в конце 1986 года для меня был такой: технология программирования, разработка объёмных программных комплексов программистскими коллективами, мейнфреймы (на худой конец - "средние машины" типа СМ ЭВМ). И главное - понять сущность программы и разработать методику оценки производительности труда программистов, исходя не из длины программы, а из иной характеристики, более соответствующей этой самой сущности. Но в целом - вот тут коллектив программистов-разработчиков, вон там - пользователи, которых к машине даже не допускают, плюс обслуживающий персонал.
Дмитрий Ильич стал втолковывать мне, что главная проблема даже не в этом, а в том, чтобы разработчик вообще правильно понял задачу. Это, действительно, так: программист поневоле становится экспертом в той области, которую автоматизирует. Множество АСУшников, сидевших на бухгалтерских программах, в "лихие девяностые" стали бухгалтерами (причём им даже не пришлось специально учиться). Я, написав программу по расчёту стоимости медицинских услуг, несколько лет консультировал экономистов ЛПУ по этой теме (и в нашем учебном центре, кстати, даже появился такой учебный курс). Можно привести ещё множество примеров. И действительно, как программист правильно напишет программу, если он не понимает, что пишет?
Так вот, Дмитрий Ильич втолковывал: к задаче можно подойти с другого бока. Дать специалисту инструмент, при помощи которого он сам сможет решить задачу. Ну вот как вы сделали в TABL, сказал он. До меня что-то стало доходить. Но таких инструментов практически нет, сказал я. Такие инструменты практически есть, сказал Дмитрий Ильич. Хотя, по правде говоря, на ДВК тогда кроме БЕЙСИКа никаких инструментов не было, даже приличного текстового редактора (был строчный редактор, который для набивки обычных текстов был жутко неудобен, он был предназначен для набивки программ) - всё это появилось через год, если не позже. Электронную таблицу на "Ямахе" мне в это же время показал Саша Бояков, но у нас были не "Ямахи".
В январе 1987 у меня уже была РБД-МИКРО, разработанная в ИК АН УССР. Это видно из листов планирования дел, которые я сначала вёл на бумажке. Это то, что теперь называется планировщиком задач в Outlook. На каждый месяц заводился листок с таблицей "ключ", "наименование", "записано", "начато", "закончено", "контрольный срок" (слова дедлайн я тогда ещё не знал - оно пришло лет через десять). В начале месяца создавался новый листок, в него переписывались незавершенные дела. Переписывать список задач скоро стало влом, и в сентябре 1987 года я стал вести список задач в РБД-МИКРО. В конце месяца список распечатывался, и эти распечатки сохранились. Кстати, потом этот список долго трансформировался, переходил с платформы на платформу: в MS DOS, в Windows, в FoxBase, в Access, - пока не появился Outlook, и надобность городить свои базы данных отпала.
Так вот, уже в январе 1987 в списке дел стоит "подготовить демонстрационный пример РБД-МИКРО" и "переписать РБД-МИКРО на минидискеты". Забавно - значит мне дали её на ленте или на 8-дюймовой дискете. А в индивидуальном плане на 1 квартал стоит: "подготовить план занятий по РБД-МИКРО в ДТ". А в феврале я уже писал методичку по РБД.
Но давать базы данных, особенно реляционные, с нормализацией предметной области, человеку, который только вчера увидел компьютер - это как бы... И через годы у нас курс по СУБД не включался в стандартный курс начинающего пользователя - мы в самом конце трехнедельного курса показывали людям СУБД и предлагали пройти курс - но уже отдельно и лучше индивидуально. Даже сейчас далеко не все пользователи, с младых лет тыкавшие в клавиши, в состоянии правильно создать базу данных. В лучшем случае они используют готовые базы. Так что реальная революция произошла, когда появились EDIK и CALC.
А пока мы отважно бросились учить пользователей автоформализации знаний с БЕЙСИКом наперевес. Конечно, мне, после витаний в высотах типа комиссии СЭВ по технологии программирования, работы с ИК АН УССР и т.п. дико было сделать такой даунгрейд и перейти на БЕЙСИК, да ещё на столь убогой машине как ДВК-2. Но жизнь показала, что это был правильный выбор.
В феврале 1987 компьютеры смонтировали. Вот вы подумали сейчас: а чего там монтировать - вытащил из коробки, воткнул разъёмы, и вперёд, пять минут делов. Э, нет. Во-первых, для них сделали длинные широкие столы, чтобы вся ДВК-2 вошла на него, вместе с широким матричным принтером А3. Во-вторых, к ним подвели специальное питание со специальными розетками. Это была не стандартная бытовая вилка (советская или европейская), а большая такая вилка с медными плоскими штырями и соответствующая розетка. Я такие видел только на электрических плитах. Что-то вроде вот этого, но старое, черное и страшное.
Ну и потом, эти ДВКшки были специальным образом упакованы, в определенном порядке собирались как промышленное оборудование. Так что пусконаладкой занималась в специальная организация, в которой были специально обученные специалисты, и всякое такое.
Я стал периодически ходить в Дом техники, осваивать ОС, писать методички и т.п. Потому что в марте уже намечались первые курсы.
Одно из самых сильных впечатлений марта 1987 года. Написал я небольшое (на листик А4) руководство по командам БЕЙСИКа и решил повесить его около каждой ДВКшки. Нашёл три малюсеньких гвоздика и, недолго думая, вбил их в стенку рядом с каждой ДВКшкой, повесил справочники. Сижу, любуюсь. Пришёл директор Дома техники Аркадий Лазаревич и устроил мне жуткий распекай. Я сначала подумал, что это за то, что вбил гвоздик. Нет, оказывается, надо было сначала согласовать, а потом уже вбивать. Гвоздики я выбрал правильные и вбил аккуратно. За что был прощён. Но урок усвоил.
Правоту же Аркадия Лазаревича я осознал только лет через десять. К этому времени многие бывшие НИИ, пытавшиеся выжить за счет аренды, превратились в бизнес-бомжатники, грязные и ободранные. А дом техники сиял первозданной чистотой, хотя тоже выживал за счёт аренды. Оно и понятно - Дроздинский это здание выстроил, можно сказать, своими руками, по проекту своего друга Арэга Демирханова. Для него это не просто недвижимость, а свой дом.
Потом мы много чего творили на четвёртом этаже - и новые двери прорубали, и перегородки ставили, и проводку меняли, и сортир перестраивали. Про кухню Макссофта, в которой когда-то был учебный центр, в стену которого я вбил тот самый гвоздик, я уже не говорю - она превратилась в какое-то сюрреалистическое логово, такой был специальный дизайн. Но, разумеется, всё делалось только по строгому согласованию.
Во времена социализма у Дома техники был некий повышенный статус. Я имею в виду снабжение. Например, в фойе часто можно было купить дефицитные тогда модные журналы (название одного из них я даже запомнил: "Урода"). В столовой можно было на полрубля нажраться до отвала, причём не рыбными котлетами и не перловой кашей. Я там, например, впервые на тридцать третьем году жизни узнал, что такое эскалоп. Блюда готовили в соседнем здании, где был тогда горисполком и горком партии, а в Дом техники только относили. Не помню, как отсекали случайных посетителей, но кормили там только работников дома техники и участников семинаров и курсов, проводимых в доме техники.
В буфете с девяти утра до шести вечера можно было выпить кофе. Нормального по тем временам кофе - растворимого, но это был именно кофе, а не напиток "Ячменный колос" поварешкой из ведра. Работники (точнее, работницы), по моим наблюдениям, из буфета не вылезали. Фамилии у них были какие-то знакомые, и немудрено - большинство из них были жены партийных секретарей и инструкторов. Видимо, это и была плата за этот самый повышенный статус. Их там было десятка два, - а сейчас ту же работу по организации мероприятий, если не вдвое бОльшую, делают всего два менеджера.
Кстати, один из этих бывших инструкторов сказал мне году в девяносто третьем: сейчас всё, что у нас раньше в спецпайках было, можно купить в магазине совершенно свободно. На кой мы тогда за эти пайки душу продавали?
Окончательную точку в моём повороте к персоналкам поставила выставка "Информатика в жизни США" летом 1987 г. в Москве. Меня туда откомандировали от дома техники. Краткий официальный отчёт о командировке можно прочитать тут, но меня потрясли не компьютеры, встроенные во всяческие устройства, не компьютеризированные автомобили и даже не компакт-диск (последнее на тот момент технологическое достижение). Меня потрясло, что на всей выставке я не встретил ни одного компьютерного специалиста. Там были какие-то девушки-филологини, какие-то продавцы, медики и так далее. Никто из них не знал, как делается программное обеспечение, но все они бойко лупили по клавишам, знали ответы на достаточно сложные вопросы. И, если до этого я видел электронные таблицы на "Ямахе" - ну, просто таблицы и всё, то тут мне показали, как их используют в обыкновенной жизни - от семейного бюджета до обработки медицинских данных.
Кстати, у этих стендов народа почти не было - все толпились у автомобилей, начинённых электроникой, музыкальных центров и т.п. Так что гиды были мне очень рады, и у нас было время подробно поговорить. Но все мои попытки пообщаться хотя бы с одним программистом вызывали изумление: а зачем? У нас их тут нет.
Хотя, конечно, после всего этого великолепия возвращаться к трём ДВКшкам было непросто. Но стало окончательно ясно, что мы на правильном пути.
В 1987 году курсы проходили по-советски, с прохладцей. Они были, кажется, недельные и проходили раз в месяц. Больше чем наполовину они были лекционными. Это происходило так (комната 4-30):
Я, кстати, лекции не читал - это была прерогатива начальников отделов КФ ВНИИ ПС. Моё дело были - практические занятия. Они тоже проходили по-советски. Как во время войны, бывало, ходили в атаку втроём с одной винтовкой, так и тут сидели за одним компьютером по трое, а то и по пятеро (кстати, если кто ни разу не видел ДВК, то тут видно сразу две штуки, правда сбоку. Да, и это 4-29, которая потом стала "кухней" Maxsoft):
Мы были зажаты в жёсткие рамки представлений о том, как должен проходить учебный процесс. Потом, в кооперативе, мы получили свободу, и тут же перестроили курсы, разнесли обучаемых по сменам и т.п. - чтобы они максимум времени проводили с компьютером. Но в 1987 году, увы, мы учили людей плавать, налив им в бассейн воды по щиколотку - на практику отводилось всего несколько часов, причём в остальное время дефицитные ДВКшки простаивали!
Группы формировались по заявкам предприятий - индивидуальных пользователей ещё не было как класса. Нам ещё предстояло их вырастить.
Помню одну примечательную группу - работников крайкома КПСС. Первый секретарь, Шенин, не снизошёл, но было человек десять начальников отделов во главе со вторым секретарём Назаровым. Тут меня не допустили даже до практики - занятия вёл лично директор КФ ВНИИ ПС Карпов. Так что я сидел в сторонке и наблюдал. Картина была ещё та - партноменклатура страшно боялась компьютера. Я такого ни разу не видел - хотя начинающие пользователи часто боятся, и об этом я ещё много чего расскажу. Но тут было нечто. Начальник отдела по снабжению или чего-то в этом роде, Подлевский или Подлевских, сидел бледный, весь покрытый бисеринками пота. Руки у него сильно дрожали и он не попал бы по клавишам, если бы попытался что-то набрать. Но он и не пытался. Он сидел и мелко дрожал. Второй секретарь Назаров, сидевший сзади, периодически рявкал на него - Подлевский судорожно тыкал пальцем в первую попавшуюся клавишу и тут же отдёргивал руку, как будто его ударило током. Я неприлично хрюкал, сидя в сторонке, и меня, от греха, удалили из комнаты вообще.
В одной из первых групп оказался очень важный для меня человек - зав. отделением детского санатория "Белокуриха" Минздрава РСФСР Илья Степанович Савельев. Они только что получили ДВК-2, а обучиться можно было только у нас (в Москве примерно в это же время тоже открыли учебный центр, но за Уралом мы точно были единственными). Вот он подошел к делу неформально - оставался после занятий и я с ним работал индивидуально. Мы подружились, и он посмотрев на мой сине-зелёный вид (а я только начал отходить от КСВ и жрал нитроглицерин как семечки), предложил приехать в мае в Белокуриху. Я согласился, и ездил туда потом без малого тридцать лет - сначала один, потом с младшим сыном, которого там вылечили, потом - с женой. Но о Белокурихе надо писать отдельную главу.
А в Дом техники я на первых порах ходил только во время курсов, ну и ещё для подготовки этих самых курсов. Однако потом стал проводить там всё больше и и больше времени и, в конечном счёте, перебрался в Дом техники совсем. Кажется, повод был такой: в отдел приняли сотрудника, а посадить его было некуда. Временно посадили за мой стол - всё равно пустует. А потом я пришёл, забрал свои нехитрые хохоряшки и унёс в Дом техники, и во ВНИИ ПС ходил только за зарплатой да на обязательные семинары.
Я - интроверт, одиночка, и эффективен именно в одиночном режиме. Но так получилось, что всю жизнь мне приходилось кем-то руководить. Периоды, когда я был предоставлен сам себе, можно пересчитать по пальцам, и это - самые счастливые периоды моей жизни. Вот весна 1987 была одним из периодов. Я изучил вдоль и поперек ОС РАФОС, написал обучающий курс по БЕЙСИКу, текстовый редактор с автоматическим форматированием абзаца и много чего ещё наворочал. Всё, что мне нужно - чтобы никто не мешал.
Но ближе к лету мне прислали лаборантку Веру. Это была восемнадцатилетняя девчонка, толковая и симпатичная. Она быстро освоилась с ДВКшками и хорошо помогала мне во время занятий. Но чем её занять в остальное время, я категорически не знал. По штату в учебном центре был положен лаборант, и все дела. Находиться с ней днями в одном помещении было для меня трудным делом. По работе с ней разговаривать скоро стало не о чем, роман в мои планы не входил, а сосредоточенно работать, когда она сидит тут же без дела, было некомфортно.
И тут мне прислали ещё одного лаборанта. Это при том, что мне и одного было много. Это был тощий кудрявый эксцентричный паренёк, только что окончивший школу. На ДВКшки он посмотрел с презрением - дома у него стояла настоящая персоналка, чуть ли не IBM PC XT, с цветным дисплеем и всякое такое. Её привёз отец из загранкомандировки. Отец был большим человеком. Впрочем, за ДВКшку паренёк однажды всё-таки сел, и за полчаса отконфигурировал операционку так, что она завязалась узлом, и этот узел я потом дня два развязывал обратно.
Зато он решил другую проблему. У него тут же
закрутился роман с Верой. Они стали часто
отпрашиваться у меня то на пару часов, то на
полдня, и я их с удовольствием отпускал. Дело
кончилось тем, что они поженились, Вера ушла в
декрет, а Аркаша пропал неизвестно куда - в
учебном центре он не появлялся. Через несколько
лет, когда он уже был знаменитым Аркашей
Бундаковым, мы с ним периодически пересекались
на каких-то тусовках. Помнится, одно время я
отстаивал тезис о том, что
именно он является первым красноярским
провайдером. Кому лень ходить по ссылке,
приведу фрагмент. Курсивом - текст Аркаши,
некурсивом - мой:
----------------------------------------
Если
мне не изменяет мой склероз - осенью 1990 года
мы с Клодом {Андреем Осадчим} изрядно
набухавшись комбашкинского денатурата решили
таки прикрутить модулятор-демодулятор на 1200/нифига
к суперкомпьютеру IBM PC/AT об 8 мегагерцах и 1
мегабайте и поставить унутрь хитрую программку,
штоб сама звонила по ББСам и ручками ничего
давить было не надо. Программа называлась
FrontDoor, а место впоследствии назвалось The
Yellow House BBS.
Аркадий Бундаков обладал всеми признаками коммерческого ISP: он имел круг постоянных клиентов, обеспечивал им доступ по протоколу UUCP, имел твердый (пусть даже и в жидкой валюте) прайс-лист на доступ:
BTW, многие из моих пойнтов сейчас саксау..
аксакалы сети 5090 ;) {а некоторые так
и вообще в америки уехали ;). Кузница
кадров, благо и прием в пойнты был устроен в
соответствии с моими понятиями - поллитра - и ты
в сети ;)
Кто-то начнет возражать, что типа поллитра - это
не деньги. А я возражу так: неужто найдется у
нас ISP, с которым никто никогда не
рассчитывался бартером? На каком основании мы
должны отказывать в этом праве Аркадию Бундакову?
И между прочим, такса вполне близкая к нынешней:
час дайлапа в переводе на денатурат стоит сейчас
тоже примерно поллитра. Так что, я полагаю,
результат абсолютный и несомненный. Хотя,
разумеется, звание старейшего ISP присвоено мною
Аркадию субъективно и небескорыстно, по той же
жидкой таксе. Я еще в 1987 году, когда
А.Бундаков начинал трудовой путь в нашем учебном
центре, задолжал ему бутылку. Ну, вот, отработал
наконец...
-------------
Этот текст про Аркашу относится к 2000-му году, о котором я как-нибудь тоже напишу, но не раньше 2025 года, правило такое: должно пройти 25 лет.
С дискетами была беда. Пятидюймовые дискеты были в жутком дефиците (а что тогда в СССР не было в дефиците?), и в 1987 году в учебном центре было всего 6 дискет, по две на машину. Они были в комплекте поставки. Впрочем, вру - кажется, с каждой машиной шла ещё эталонная дискета с операционкой. С неё полагалось делать копию в случае чего, работать на ней было нельзя.
Следует вспомнить, что никаких винчестеров в те времена не было, и одна 200-килобайтовая дискета содержала ОС, а вторая была рабочей. Так вот, эти дискеты месяцами крутились в дисководах и протирались буквально до дыр.
Дискеты раздобывались по одной, по две, путем многоступенчатых чейнджей. Самая красивая операция была проделана, когда на несколько ЕС-овских магнитных лент мы выменяли коробку фальцованной бумаги, которую поменяли на двадцать восьмидюймовых дискет, а потом поменяли их на десять пятидюймовых.
Был ещё какой-то хитрый бартер с ИПК работников образования, в результате которого у нас образовался ещё десяток дискет. Если не ошибаюсь, проблема решилась года через два, когда ушлые комсомольцы из НТТМ стали добывать дискеты где-то в промышленных масштабах, и у них можно было просто купить. За космические деньги, но купить. Мы к тому времени уже были в кооперативе, деньги у нас были. Деньги тогда вообще ничего не стоили.
Где-то в восьмидесятых меня впервые кинули в бизнесе, и именно на дискетах. Об этом я написал в Как я был дилером. Ушлые комсомольцы были не только в НТТМ, но и в университете, например. Они организовали там молодежный центр и торговали всяким дефицитом, в том числе дискетами. Поскольку у меня к тому времени была база данных всех немногочисленных владельцев персоналок в Красноярске, я заключил с комсомольцами договор и помог им в продаже. Моя сумма по договору была плёвая даже по тем временам - 150 рублей, однако директор отказался мне её выплачивать. Он сказал, что передумал и что моя работа денег не стоит вообще. Для меня это стало разочарованием (не из-за денег, я зарабатывал в разы больше), а потому, что я полагался на "купеческое слово", возлагал на это самое слово большие надежды (которые многократно не оправдывались). Впрочем, наш учебный центр тогда затарился дискетами и нам их хватило до "бездефицитных" времён.
Конечно, мне пришлось сделать усилие, чтобы изучить БЕЙСИК. Не потому что он сложный - как раз наоборот. После многолетней работы на куче всяких языков программирования, включая собственноручно созданный, БЕЙСИК поражал своей бедностью. Так что правильнее было бы сказать, что я сделал усилие, чтобы сесть и начать с ним знакомиться. И уже через час я его знал весь.
А вот над руководством по БЕЙСИКУ я поработал четыре дня, хотя оно очень маленькое. Надо было сделать его максимально простым и понятным. Особенно учитывая цель нашего учебного центра и контингент учащихся - это люди, которые ещё побаиваются (а то и откровенно боятся) компьютера, считая его запредельно сложным и непонятным для непрограммиста. Поэтому я не стал писать занудное наукообразное техническое руководство (да я такие тексты и вообще пишу с трудом), а написал в живом стиле, для меня более естественном. Это стало потом фирменной фишкой нашего учебного центра, но на самом деле было всего лишь продолжением подхода, начатого ещё в спецкурсе "Культура программирования". Однако руководство по Бейсику всё-таки недостаточно живое. Заметно, что я взял какое-то суконное руководство и пытался его по возможности оживить, но какие-то фразы из старого остались. Так что это достаточно эклектичная вещь, потом я уже ничего не переделывал, а писал от нуля сам.
Потом я написал автоматизированный обучающий курс по БЕЙСИКу на БЕЙСИКе же. Хотелось бы сказать, что я придумал это сам, руководствуясь творческим зудом с одной стороны и ленью - с другой (зачем сто раз объяснять одно и то же, если за тебя это может сделать машина?). Но на самом деле идею подсказал Дмитрий Ильич и даже поручил мне переделать для ДВК готовый обучающий курс. Это была распечатка программы на БЕЙСИКе не то на английском языке, не то с переводом.
В списке задач на март 1987 стоит: "Бейсик. Перенос обучающего курса", а в индивидуальном плане: "Перенос обучающего курса по БЕЙСИКу на ДВК".
Курс был реализован в скучной дидактической манере. В итоге я его просто написал заново, с нуля. Многие приёмы автоматизированных курсов родились в это время, потом я их только классифицировал. По ходу рождались приколы, которые я и сейчас считаю очень удачными с методической точки зрения.
бъясняется
термин STEP в БЕЙСИКе:
STEP - по-русски
"шаг". Помните,
был такой танец
"два шага" или
"тустеп", или,
как говорил
Яшка-артиллерист,
"в ту степь"?
(Да, нет)
И на любой ответ
программа
сообщала:
"Впрочем, это
неважно.
Главное, что
программа может
идти "в ту
степь" как
целыми, так и
дробными
шагами".
Этот
вопрос хорош
тем, что
прерывал
довольно длинное
объяснение, ученик
получал
психологическую
разгрузку, а
потом, "в ту
степь" - удачный
опорный сигнал:
синтаксис
оператора
FOR...TO...STEP
намертво
врезается в
память
обучаемого.
Или вопрос:
Какой из трех
операторов
БЕЙСИКА записан
неверно?
1 LET A=A
2 A=B*C
3 LET C=D/M
Прикол в том, что все операторы на самом деле верные. Но ученик вынужден перебрать все три ответа, чтобы в этом убедиться. Он должен поднапрячься и вспомнить правила записи оператора. Каждый раз обучающая система сообщает ему, что на самом деле этот оператор правилен и почему (например, если обучаемый ввел 2, ему сообщается, что на самом деле слово LET может отсутствовать). Когда он перебрал все три ответа, появлялся текст: "Это была небольшая шутка, все операторы записаны правильно".
Этот незамысловатый, но живой курс был важной вехой. Обучение БЕЙСИКу пошло гораздо эффективнее. Курс был сдан в Государственный фонд алгоритмов и программ , плюс мы его довольно успешно продавали, плюс этот курс вывел меня на тропу создания автоматизированных обучающих систем. А главное - я нащупал тональность в преподавании того, что потом назовут информатикой.
В восьмидесятые годы по всей стране создавались фонды алгоритмов и программ. И был еще общий Государственный фонд алгоритмов и программ, в котором, по идее, должны были сосредоточиться все программные ресурсы СССР. Идея была благая - вместо того, чтобы в тысячный раз писать какой-нибудь "Учет труда и заработной платы" или даже вычисление факториала, воспользоваться уже готовой программой и сэкономить ресурсы. Но решение уродское, проистекающее из централизованной экономики: сейчас та же проблема легко решается рыночными средствами и интернетом.
Держателем ГФАП был институт "Центрпрограммсистем" в Калинине. На самом деле наш КФ ВНИИ ПС был его филиалом. И потому мы обязаны были сдавать в ГФАП всё, что произведём. Я думаю, что больше желающих на это не находилось, потому что для того нужно было оформить программный продукт по ГОСТам. Тем самым ГОСТам, за которые я когда-то так ратовал, а в разработке одного из них даже принимал некоторое участие вместе с ИК АН УССР.
Если саму программу я написал играючи (в самом прямом смысле слова) за месяц, сдавал я её в ГФАП почти год. К программе в несколько сотен операторов на БЕЙСИКЕ пришлось написать килограммы документации. Добро бы только написать, но ещё и сдать. Сперва я продирался через нормоконтроль Красноярского ВНИИ ПС, потом вез документацию в Калинин, в Центрпрограммсистем, там мне уже через двадцать минут говорили: "А у Вас вот тут не по ГОСТу оформлено", я разворачивался и ехал обратно в Красноярск переделывать, чтоб было по ГОСТу. И так много раз подряд.
Надо сказать, что все эти поездки были не в кайф.
Во-первых, я не люблю бывать в Москве. Ничего против москвичей не имею, но это не мой город. Мне в нем всегда неуютно. Скажем, в Киеве мне настолько уютно, что кажется, я не в командировку приехал, а наоборот, вернулся домой из многолетней командировки в Красноярск. В Томске уютно. В Одессе было очень уютно. Даже в Вильнюсе и Риге мне было уютно, несмотря на все их национальные проблемы. А в Москве нет (кстати, в Питере тоже, не в обиду питерцам пусть будет сказано). И я стараюсь не бывать там даже проездом. А вот тогда мне приходилось летать в Москву (точнее, через Москву в Калинин) почти каждую неделю. И мне это здорово надоело.
Во-вторых, знакомые и родственники навешивали на меня множество заказов. И в промежутке между электричкой из Калинина и самолетом в Красноярск я носился по Москве "со списком на восемь листов: значит, брату две дохи, сестрин муж: ему духи, зять сказал - давай бери, что попадется". Ненавижу промтоварные магазины. Ненавижу продовольственные магазины. Ненавижу магазины вообще. Кроме книжных. Да, кстати, есть в Москве место, где даже мне было уютно - Кузнецкий мост с его книжными развалами. Но все равно мне эти чертовы магазины были уже вот где. Одно дело, когда тебе заказывают килограмм сыра (даже без указания сорта: просто сыр; кажется, кто-то из юмористов уже шутил по этому поводу), и совсем другое, когда заказывают симпатичную блузку или женские сапоги. Нет, ну вы подумайте сами: где я и где понимание того, симпатичная эта блузка или нет, подойдет ли она к глазам, волосам и прочим характеристикам той, кто ее заказывает? А если таких блузок штук пять, как выбрать?
Ну и вот, в очередную поездку я взял с собой младшего сына, которому вот-вот должно было стукнуть пять лет. Пусть себе съездит на халяву, пока проезд бесплатный. А я под это дело хотя бы отверчусь от заказов. Сказано - сделано. Хотя не обошлось без проблем. Например, сынуля категорически отказался входить в метро. Как раз перед отъездом он смотрел по телевизору ленфильмовский фильм-катастрофу об аварии в метро, и слово "метро" было для него таким же страшным, как "Карабас-Барабас". Я убеждал его минут сорок, пока не вспотел, а потом сказал: ладно, не поедем на метро. Поедем на маленьком поездике, вокзал вон там. Мы вошли в ближайший подземный переход, доехали до нужной станции, и у меня появилась другая проблема - я никак не мог вытащить сына из метро. Мы колесили по разным линиям, катались на эскалаторах, а потом я просто взял его в охапку и выволок на поверхность.
В Центрпрограммсистеме я не стал таскать его за собой по кабинетам, а оставил в том, с которого обычно начинал свой печальный забег. Тем более что женщины в кабинете были не против. Через полчаса я вернулся с обычной резолюцией о несоответствии ГОСТу. Михаил ползал по полу, гудя машинками, и на ходу вел светскую беседу с жительницами кабинета. Надо сказать, это у него всегда неплохо получается, с тех самых пор, как он вообще научился говорить. Женщины пускали слезы умиления. Оказывается, он уже обо всем с женщинами договорился. Одна из них взяла мои бумаги, ходила с ними где-то минут десять, а потом принесла со всеми необходимыми подписями и печатями. Замечу, что тетка была обычным клерком, не начальником каким-нибудь. Я обалдел. Вот так, оказывается, надо решать вопросы.
Когда мы вышли из ЦПС, я сказал:
- Ну, Михря, ты меня крепко выручил. Проси чего хочешь!
- Сосиски. Ёсемь. И пожарную машину, - не задумываясь, ответил сынуля.
Надо сказать, что в нашем благословенном городе К. на берегу реки Е. (©Евг. Попов) сосиски были тогда невозможным дефицитом, и ели их разве что по праздникам, да и то не по всем.
- А почему именно восемь сосисок? Не семь и не девять?
- Потому, - сказало чадо.
- А съешь?
- Ты, главное, купи!
Торг был неуместен. В первой же московской забегаловке дитё получило восемь сосисок (и с невероятной скоростью их слопало), затем мы купили пожарную машину (импортную и с лестницей), потом я уже по своей инициативе организовал всякие аттракционы на ВДНХ, пепси-колу в неограниченном количестве и прочие чудеса развитого социализма.
Любопытно, что сынуля об этом ничего не помнит. Для него этот тринадцатый подвиг Геракла был обыденным делом. Так что я смотрю на поколение, выбравшее пепси, с определенной надеждой.
А вот это мы - после удачного завершения операции
А вот это мы с ним же через несколько лет в учебном центре. Летом (да и на выходных) мои пацаны, конечно, торчали в учебном центре и играли в ТЕТРИС и прочие игрушки.
Фото Александра Купцова
Как-то занесло меня на фильм "Три дня Кондора". Фильм и сам по себе неплохой - что-то там про шпионов. Но я офигел от другого. Там мелькнул кадр, когда герой-шпион пишет какой-то отчет на компьютере, виден дисплей, и я увидел то, чего не могло быть!
А оно было!
Видно было, как герой вставляет слово в середину абзаца, а весь текст до конца абзаца СДВИГАЕТСЯ!
Вы скажете - а что тут такого? А как, типа, иначе? А вот так. Это сейчас строчные редакторы текстов вымерли как класс, а тогда других и не было. Строчный редактор позволяет править текст внутри строки, позволяет вставлять и удалять строки и переламывать или сращивать их. Но не более того.
Строка - 80 символов. Если получилось больше - переламываете где-нибудь, из одной длинной строки получилось две коротких. Чтобы выстроить их в абзац, нужно сильно попотеть, но строчные редакторы не для того и предназначены. Поэтому никаких особых преимуществ у ДВК (как и у ЕС и СМ) перед пишущей машинкой не было.
В отличие от большинства программистов того времени, я на компьютере писал не только (и даже не столько) программы, но и тексты (например, многочисленные инструкции для пользователей ВЦ, документацию к разрабатываемым нами программам, статьи и тексты спецкурсов. Да, кстати, и документацию по обучающему курсу для сдачи в ГФАП я писал тоже в строчном редакторе. Переламывание строк вымотало мою душу. Понятно, что "Три дня Кондора" произвели на меня столь неизгладимое впечатление. Я даже не представлял себе, что такое может быть. Я немедленно сел писать текстовый редактор, который умел бы так же работать с абзацами, как "кондоровский". И я его написал, в Р-Паскале. Кстати, это была единственная реальная программа, написанная мной в Р-технологии, и процесс работы мне очень даже понравился. Это, действительно, очень удобная штука.
Поздравляю - соврамши! Нельзя доверять своей памяти. Хотя у меня нет желания не только врать, но и приукрашивать - но, как минимум, приукрашиваю. Невольно. Предыдущий текст написал по памяти, как я помнил. А потом открыл записи хронометража за 1987-89 гг. О, сколько нам открытий чудных... И как же я буду описывать девяностые, когда хронометраж уже не вёлся?
В плане на 2 квартал 1987 значилось "завершение редактора-форматора" . Это означает, что свой редактор текстов я писал весной 1987 года, а никак не в 1988. Он, оказывается, назывался "Момент", и я его начал писать в 15 часов 4 марта 1987 года (по хронометражу). Но я совершенно точно помню, что "Три дня Кондора" я смотрел в Калинине. Какая же холера занесла меня туда в начале 1987 года? А никакая. Посмотрел записи с начала года - ни в каких командировках не был, "Три дня Кондора" не смотрел. Более того, фильм этот, оказывается, 1975 (!!!) года, а в СССР прокат был в 1981 году (!!!). И я, действительно, посмотрел его в Калинине, но 10 марта 1982 года, когда ещё работал в университете и в Калинине провёл без малого неделю, изучая какие-то системы "Квант" и "Регенд" (кто-нибудь сейчас объяснил бы мне, что это были за системы и для чего предназначены). Так что "немедленно" в этой фразе "Я немедленно сел писать текстовый редактор, который умел бы так же работать с абзацами, как "кондоровский" означает ровно пять лет, с 10 марта 1982 по 4 марта 1987.
Вот такая штука память. Она связывает какие-то запоминающиеся точки и сцепляет их в картину, с виду непротиворечивую. Слово "Калинин" у меня прочно ассоциируется со сдачей в ГФАП обучающего курса по БЕЙСИКу, а о первой (и длительной!) поездке в 1982 году я напрочь забыл. Но не забыл "Три дня Кондора". И, как только дело дошло до курсов, я понял, что строчный редактор - это совсем не то, что нужно для начинающего пользователя (да и для меня). Вот тут "Кондор" и вспомнился. А потом, через десять лет, память услужливо подсунула красивую картинку - как я, едва прилетев из Калинина, сел писать текстовый редактор.
Такие дела. Одно только меня мучает: если уже в 1975 году абзачно-ориентированные редакторы были таким обычным делом, что их уже в кино снимали (а, заметим, первый Apple появился только в 1976 году) - почему их не было составе программного обеспечения PDP-11, с которых и были содраны были наши СМки и ДВКшки?
Я даже работал на этом редакторе пару месяцев на своей ДВКшке. Но ДВК-2 была медленной машиной, и форматирование абзацев налету здорово тормозило ее работу. А в очередной приезд в Киев ребята из ИК АН УССР записали мне свежачок: редактор EDIK от Игоря Ныса. EDIK, хотя и форматировал абзацы не налету, а только по нажатию некоторой клавиши, зато имел массу других возможностей, которых у моего редактора не было. Кстати, выглядело это так: 23 строки по 80 символов отводились под текст, а 24-я была командной. Как-то там курсор переключался из текста в команды и обратно. Меню? Какое, нафиг, меню? Мышка? до мышки было ещё как до Луны. Кажется, они появились не то на ДВК-3, не то на ИСКРЕ, не то на персоналках ЕС, да и кому они были нужны без графического интерфейса?
EDIK был очень простым и удобным. Настолько простым, что я решился кардинально перестроить программу курсов. На первом же занятии люди убеждались, во-первых, в том, что компьютер гораздо удобнее пишущей машинки, а во-вторых, они тут же видели результат своей работы: напечатанный текст. То есть, с методической точки зрения, поставить текстовый редактор на первое же занятие, ещё до команд ОС - это было смелое и правильное решение. Хотя оно далось не так просто. Я не очень мог влиять на лекционную часть курса, но добился свободы в программе практических занятий. И, кстати, мы постоянно увеличивали количество практических часов, а лекционные как-то сами собой усыхали. Если не ошибаюсь, уже в 1988 году лекций не стало, кроме одной вводной, которую я же и стал читать.
По наводке киевских друзей я отыскал Игоря Ныса в Москве, где он работал в каком-то НИИ, выразил ему свою благодарность и спросил: а слабо ему сделать ещё и электронную таблицу на ДВК? Игорь сказал: а уже в процессе! И, правда, очень скоро мы получили от него программу CALC. А от киевлян уже была РБД-МИКРО, реляционная СУБД. Таким образом, уже в 1988 году все три кита, на которых стоят персональные вычисления, были в наличии: текстовый редактор, электронные таблицы и СУБД.
Забавно: сейчас "отыскал Игоря Ныса в Москве" - это разыскать в соцсетях, потолковать в мессенджере и скачать EDIK с сайта. Но никаким интернетом тогда не пахло. Я поехал в Москву, нашёл институт, в котором он работал и съездил туда на метро. И, кстати, к Игорю я ездил не только затем, чтобы сказать ему спасибо Но об этом - в следующей главке.
На самом деле к Игорю Нысу у меня было два вопроса, а не один (не считая вопроса про CALC). И оба его изумили.
Первый вопрос был связан с русификацией EDIKа. В первой версии редактора команды были не на русском языке, а на английском. Английские буквы для нашего народа были камнем преткновения. Кто-то учил немецкий, кто-то английский, учили "когда-нибудь и как-нибудь", и если ты произносил команду, не факт, что человек мог её с голоса правильно понять и набрать.
Так вот, при встрече я первым делом попросил Игоря сделать EDIK с русскими командами. Он изумился - зачем? Ну да, программисту естественно мыслить если не на английском языке, то английскими буквами. Но, объяснял я Нысу, мы обучаем работать с EDIKом людей "с улицы", которые мало того, что впервые видят компьютер, но ещё и боятся его. Зачем воздвигать им дополнительные препятствия? Игорь изумился ещё больше: как, с его редактором работают не программисты? Но, в конечном счете, я его убедил: вскоре появился русскоязычный EDIK, а CALC с самого начала имел русский интерфейс.
Второй мой вопрос изумил Ныса ещё больше. Я предложил ему продавать его программы, отчисляя ему авторские. Игорь об этом даже не задумывался. Он писал программы в порядке творческого энтузиазма (как и я, впрочем многие свои программы), его душу грело, что они пользуются популярностью. О том, чтобы получать за них деньги, он даже и не думал. И я его понимал - я и сам недавно был такой же. Но в 1988 году у меня уже вызревала философия, которую я через три года концентрированно изложил в статье "Хватит болтать,работать надо!": "Если открыта калитка, не жди, пока распахнутся ворота. Если приоткрылась дверь - суй туда ногу, не давай захлопнуть. Если есть щель шириной с бритвенное лезвие, расширяй ее, пока весь не пролезешь. А если нет щели - обратись в воду и капай, пока щель не появится." Одним словом, я начал строить в Красноярске компьютерный рынок. Толчком к этому послужила статья Нуйкина "Идеалы и интересы", которую, если отжать из неё словесные украшения, можно было свести к одной фразе: "советская номенклатура проповедует идеалы бессеребренничества в сочетании с правовым зажимом предпринимательства с одной простой целью - уничтожить средний класс, своего главного врага и могильщика". Номенклатуру я к тому времени вполне ненавидел, и потому своей политической задачей считал сделать всё для появления среднего класса.
То есть нужно было делать не просто свой бизнес, а именно рынок. Компьютерный рынок (эта область была единственной, мне знакомой). Его в 1988 году не было в принципе. Флагман хозрасчёта в IT - КФ ВНИИ ПС был на деле громоздкой и неуклюжей государственной машиной. Это был обыкновенный НИИ, только с повышенной зарплатой. В частности, когда у меня родилась идея продавать популярные программы, во ВНИИ ПС её реализовать не удалось. Просто не было механизма, позволяющего заключить с автором такой договор и перечислять ему процент от сделки. Во ВНИИ ПС были оклады для сотрудников и были премии для сотрудников же. Зато это могли сделать только что созданные НТТМ (научно-технические молодёжные центры). К ним я и пришёл. Они, кстати, сидели тогда в здании БММТ "Спутник" на Мира, 87. Они, правда, запросили за свои услуги пятьдесят или шестьдесят процентов (хватка у комсомольцев была ещё та), но для начала и это было нормально. Игорь Ныс, кстати, как-то признался мне, что офонарел, когда на его сберкнижку стали падать суммы, в итоге в разы перекрывшие его зарплату в НИИ).
Потом, когда мы перешли в кооператив, надобность в услугах НТТМ отпала, мы всех авторов (а там был уже не один только Ныс) перевели на себя. И, кстати, увеличили их процент до шестидесяти. Оставшиеся сорок делились так: тридцать в фонд кооператива, десять тому, кто сумел продать.
Как нам удавалось продавать программы, которые и так ходили бесплатно? А очень просто. Практически у всех бюджетных организаций была статья в бюджете на такие вещи - не конкретно на софт, но софт туда подходил. Поэтому человек, обучившийся EDIKу, вполне мог продавить решение о его покупке. Более того, по этой статье, как правило, фонд недораходовался, и в конце года бюджетники в очередь стояли, чтобы купить у нас всё скопом, даже если они не собирались это использовать.
Ну, вот так начиналась продажа легального софта в Красноярске. Мы никогда не продавали программы без согласования с автором и перечисления ему гонорара. А в НТТМ не брезговали. Не знаю, делали ли комсомольцы это с нашими авторами, но, когда появились первые IBM PC (по космическим, кстати, ценам), НТТМ продавали, по космическим же ценам, наборы дискет к ним - с Суперкальком, MS DOS и прочим софтом. То есть пиратский бизнес появился в Красноярске почти одновременно с легальным. Ну, может, чуть-чуть позже.
Если не ошибаюсь, уже в 1988 году мы вышли на режим non-stop. Ну, максимум в 1989. Курсы шли постоянно. Точнее, один и тот же курс мы стали вести непрерывно: в пятницу заканчивала обучаться одна группа, в понедельник начинала другая. Курс был двухнедельным, содержал всего одну вводную лекцию, остальные занятия были практическими: EDIK, CALC, РБД-МИКРО, ОС, BASIC. Вот тут, кстати, рекламная заметка о нашем учебном центре.
Группы набирали не более девяти человек: ДВКшек было по-прежнему три, но за одной машиной теперь уже не сидело больше трёх человек. В каком-то смысле это была не так плохо: каждое упражнение проделывали по три раза, в первый раз - лидер, самый толковый, потом двое остальных, уже при помощи лидера. Повторенье - мать ученья... В 1989 Дом техники получил пять ДВК-3, и в классе стало восемь компьютеров. ...Вру - семь. Одна ДВКшка в комнату не вошла (там всего 36кв.м), и я её поставил в свой кабинет. Да, у меня и кабинет появился, в соседней комнате, 4-26. Не помню, сократили ли мы группу до 7 человек или увеличили до 14, но теперь за компьютером сидело не больше двух человек.
Главным было не это. Занятия шли шесть часов в день, с 9 утра. После обеда компьютеры были свободны, но мы всегда предлагали желающим остаться, повторить упражнения, а главное - попробовать решить какую-нибудь собственную задачу - создать электронную таблицу или базу данных, или, на худой конец, набрать и распечатать реальный, а не учебный текст. Да, кстати, и на занятиях не возбранялось, например, вместо учебного текста набрать свой. Конечно, наибольшей популярностью пользовался EDIK. На втором месте был CALC. РБД-МИКРО была сложна для пользователя не сама по себе - пользоваться готовыми базами мы учили влёт. Другое дело, что научить человека, ни разу не имевшего дело с компьютером, нормализации предметной области (без чего не создашь правильно структурированную базу данных), было очень трудно. И программисты-то не сразу врубались: одно дело плоские таблицы, другое дело реляционная СУБД.
Надо было видеть радостные лица людей, которые вдруг сами, без всяких программистов, только с консультационной поддержкой, решали свои реальные задачи. Они тащили в центр какие-то бумаги со статистикой лесных пожаров, результаты химических опытов, что-то бухгалтерское, инженерное. Сейчас этим никого не удивишь, а тогда это было просто откровение. Конечно, не все задачи удавалось решить влёт, во время занятий. Где-то мощности ДВК и CALC не хватало, где-то задачи были слишком сложными и неформализуемыми. Но удач было много, очень много. Дмитрий Ильич знал, что делал, когда придумал наш учебный центр.
Понятно, что одному мне такой режим было не потянуть, и я нередко вспоминал Веру. Но уже осенью 1987 года в центре появилась выпускница КрасГУ Наташа Коновалова (тогда она ещё была не Коновалова, но девичью фамилию теперь вспомнить не могу), а в 1988 - Марина Парамей, тоже выпускница КрасГУ. Втроём мы вполне успешно учили по утрам и консультировали после обеда.
Далее: Забег в ширину. КТО "Демос"
Опубликовано:
© Алексей Бабий 2020